Тайна ее поцелуя
Шрифт:
Беннет пожал плечами:
— Вы же приказали мне исключить моих подозреваемых…
— Но вы не собираетесь подчиниться мне, не так ли?
Он криво усмехнулся:
— Подчинюсь, когда найду доказательства, их оправдывающие.
Беннет мысленно рассмеялся. Мари, сама о том не зная, забавляла его. И действительно, он в какой-то момент решил, что она — предательница, а она думала, что он…
— Так что же произошло прошлой ночью? — вырвалось у нее неожиданно.
Беннет не стал притворяться, что не понял
— Я зашел слишком далеко. Погорячился.
— Почему?
«Господи, пожалуйста, пусть это будет хороший ответ», — мысленно молила Мари. Ей хотелось, чтобы она смогла окончательно все себе объяснить. Хотелось, чтобы она смогла увидеть человека, которого узнала, прочитав его стихи. И хотелось еще раз откровенно поговорить с ним.
Беннет снова пожал плечами:
— Мари, я не могу это объяснить.
Не мог или не хотел? Его самообладание, без сомнения, пострадало от произошедших прошлой ночью событий, а больше всего — от его вспыльчивости.
— А кто эта София? — спросила вдруг Мари.
Беннет вздрогнул и схватился за спинку кресла.
— Кто?..
— София. Вы выкрикивали ее имя, обращаясь ко мне. Кто она?
Если он скажет ей хотя бы это, об остальном она догадается сама.
Беннет отвернулся и направился к окну.
— Не ваше дело, Мари.
Она последовала за ним. Заглянув ему в лицо, спросила:
— Ваша любовница?
Он поморщился и покачал головой.
— Так кто-то из ваших близких?
Майор раскрыл окно, впуская в комнату пыльный уличный воздух.
— Это вас совершенно не касается.
Мари скрестила на груди руки.
— Я жду объяснений, Беннет.
— Я не могу вам их дать. Но подобное больше никогда не случится. Я имею в виду прошедшую ночь.
— Думаете, я смогу поверить вашему слову?
Беннет вздрогнул и отшатнулся, как будто она ударила его. Когда же он заговорил, в голосе его звучал гнев:
— Так вот чего вы хотите? Чтобы я просил у вас прощения снова и снова? — Он прошел мимо нее. — Нет, Мари, я не такой человек.
— Беннет, подождите!
Она бросилась за ним.
Он прошел прямо к кабинету ее отца и, не постучав, вошел.
— Сэр Реджинальд, к вам можно?
— Э… что такое?..
— Беннет!.. — Мари вбежала в комнату. Ее отец сидел за столом, глядя на майора с некоторым удивлением. — Беннет, подождите!..
Но он, казалось, не замечал ее.
— Сэр, это я ночью оставил синяки на вашей шее.
Старик нахмурился, а Беннет продолжал:
— Ночью вы называли меня гигантом, а вот… — Он кивнул на Мари. — Видите этот синяк на щеке вашей дочери? Вот этот, который, как она думает, не заметен под рисовой пудрой? Так вот, это ваших рук дело.
Старик побледнел. Взял со стола чашку с чаем, отхлебнул из нее и пробормотал:
— Мари, девочка, это правда?
Она попыталась ускользнуть,
— Прекратите, Беннет! Достаточно!
Майор выпустил ее руку.
— Да, это правда, — заявил он. — Что же касается моего поступка, то это мой поступок… и я не ищу ему оправдания. — Пристально глядя на отца Мари, Беннет добавил: — Вы больше никогда не ударите свою дочь, ясно?
Старик опустил чашку на блюдце. Рука его дрожала.
— Нет-нет, я не буду… И я больше никогда не прикоснусь к опиуму, клянусь, Мари! О, мне так жаль…
Девушка всхлипнула и закричала:
— Будьте вы прокляты! Будьте оба прокляты!
Резко развернувшись, она выбежала из комнаты и помчалась в сторону сада.
Мари сидела в парадной столовой, однако к еде не притрагивалась. Волосы девушки впервые были уложены в прическу, которую когда-то носила ее мать, и горничной пришлось изрядно потрудиться над этой прической.
Мари разглядывала куски телятины на серебряном блюде, стоявшем перед ней, и старалась не смотреть на пустой стул во главе стола.
— Мисс Синклер, — обратился к ней новый дворецкий, появившийся в дверях. — Ваш отец еще не вернулся.
Но он появится — она была в этом уверена.
Мари написала отцу письмо, в котором объяснила, почему нуждается в нем; она написала, как ей бывало страшно, когда он приходил домой с диким отсутствующим взглядом или, что еще хуже, вообще не приходил. И она хотела от него только одного — чтобы он отказался от наркотиков. Отец плакал, читая это письмо. Он упал на колени и прижал ее руку к своей щеке. И он дал обещание, что больше никогда не притронется к опиуму. А ее отец был человеком чести и держал свое слово.
— Мисс, не хотите ли, чтобы я отнес блюда обратно в кухню, чтобы они не остыли?
— Нет! — заявила Мари. — Он придет. Я в этом уверена. Должно быть, он встретил кого-то из своих друзей, и они увлеклись разговором о фарфоре… или о чем-то подобном.
Мари действительно была уверена: отец придет, потому что он любил ее. Ведь она для него дороже, чем какой-то проклятый наркотик.
Чья-то рука коснулась ее плеча, и она, вздрогнув, пробормотала:
— Папа, наконец-то…
Но это был не отец. Перед ней стоял Селим.
— Мисс, не прикажете ли сменить свечи? Они почти догорели.
— Но я думаю…
Входная дверь со стуком распахнулась, и Мари, вскочив на ноги, закричала:
— Папа! — Она бросилась в передний холл и крепко обняла отца. — Папа, я так ждала тебя!
Старик вдруг покачнулся, и Мари затаила дыхание, боясь вдохнуть. Когда же наконец вдохнула, то сразу почувствовала сладковатый запах мака, душивший ее.
Мари медленно попятилась. А отец, казалось, даже не видел ее.
Она закрыла глаза и с трудом сглотнула. Затем вернулась в столовую.