Тайна Элизабет
Шрифт:
– Ты, правда, этого не знал?
– У меня же есть необходимая оценка!
– Это пра-ви-ла и за-ко-ны, мой глупый друг. Иди домой и прекрати поддерживать запрещенную мутацию. Это разрешено только настоящим ры…
Ньюртон не успел договорить, получив страшный и гулкий удар твердым, словно кремень, кулаком в свою хрустнувшую крохотную детскую челюсть, отчего, аки легкое воробьиное перышко, отлетел на руки удивленных вчерашних школьников, где по-девичьи смешно ахнул и потерял сознание, а может, и просто сделал такой вид. Опытные и сильные офицеры тут же бросились на озверевшего Томаса, не дав ему забить ректора до смерти, и, несмотря на ожесточенное сопротивление, легко повали его на прогретую солнцем брусчатку, плотно прижав шею мечом и проткнув ее чувствительную кожу. Ален хотел было броситься на помощь окровавленному
Проведя пару томительных недель в сырой Башне заточения, находящуюся как раз в здании Рыцарской академии, которая помимо подготовки воинов, брала на себя функции оборонного и полицейского ведомства, поникший Томас был все же освобожден и отпущен домой ко всеобщему обеденному сну одним из теплых дней незаметно наступившего лета. Скандальная история с избиением уважаемого ректора Школы и министра образования наделала много шума в городе, но почти все жители отнеслись с пониманием к существовавшим продуманным законам Парфагона. Сочувствующим людям осталось лишь испытывать жалость к несостоявшемуся рыцарю, и потому они старались не смотреть ему в глаза, когда он шел к дому с потухшим взглядом и изрядно исхудавший. Всю жизнь в городе он ждал момента поступления в Академию, а теперь его планы мести были безвозвратно разрушены у самого их основания, сойдясь в неравном бою с непоколебимым бюрократическим механизмом, перемалывающим судьбы из-за любых незначительных мелочей. Он не мог поверить, что Нильс или хотя бы кто-то из его многочисленных друзей с самого начала не знали, что Томас никогда не сможет стать рыцарем. Но почему они молчали, и все дошло до такого нестерпимо обидного публичного позора и унижения?
Когда он добрался до порога уже давно ставшего родным жилища Доров, его радостно встретила и горячо обняла Маргарита, которая все это время не находила себе места из-за переживаний о несчастном племяннике, вечном страдальце этой жизни. Она тут же заставила его немедленно помыться, хотя он, источая отвратное зловоние, упрямо сопротивлялся, а потом сытно накормила горячим и слегка пересоленным рыбным пирогом, после чего отправила отсыпаться на мягкой и свежей постели в своей комнате на втором этаже. Не пробуждаясь и не двигаясь, Томас мирно проспал до позднего вечера. Проснувшись в наступившей на Парфагон темноте, он зажег свечу и начал собирать в походный мешок наиболее нужные для жизни вещи: любимые книги, самую необходимую одежду, юношеский рыцарский инвентарь, а также небольшой мешочек с монетами, в том числе золотыми, которые были посильно накоплены за несколько лет, чтобы приобрести себе качественный взрослый меч.
В это время из-за Стены вернулся изможденный трибун Нильс Дор и, не снимая покрытые высохшей грязью доспехи, сразу же поднялся проведать своего приемного сына. Войдя в комнату своей бывшей библиотеки, ничего не подозревающий рыцарь попытался на эмоциях обнять Томаса, но тот дерзко оттолкнул его, чуть не свалив с ног, и замер, пристально смотря своим отчаявшимся взглядом исподлобья.
– Понятно, – неприятно удивился Нильс. – Думаешь, я знал. Так?
Однако Томас никак не реагировал и продолжал складывать в походный мешок свои вещи.
– И куда ты собираешься?
– Никуда.
– Думаешь, что я знал и молчал, видя твою мечту? Да?
– Ты не последний человек, Нильс.
– Я боевой офицер! – не выдержал и громко рявкнул обычно сдержанный рыцарь. – Мне насрать на этих штабных крыс и тупых бюрократов! Я с ними редко сталкиваюсь в своей работе. Их жопы трут штаны в Академии, а я каждый день рискую сдохнуть за Стеной. Понимаешь меня?
– И ты не смог ничего с этим сделать?
– Томас, пойми, я все время не находил себе места. Я обошел все инстанции. Я изучил все наши законы. Я был на приеме у канцлера. Но я не нашел ни одного выхода. Мало того, если ты продолжишь сохранять и развивать рыцарскую мутацию, они действительно предпримут жесткие меры в отношении тебя и, возможно, меня самого. Но мы что-нибудь придумаем. Найдем тебе полезное дело. Ты не горячись так.
– Найдем мне полезное дело? – усмехнулся Томас.
– Обязательно! Ты и не такое прошел.
– Не волнуйся: никаких санкций к тебе не будет.
– Конечно, я только о себе и забочусь все эти годы.
– Извини…
– Так
– Ухожу. Туда, где я смогу встретить мутантов и наращивать силу.
– Все это чушь, и ты не понимаешь, о чем говоришь. Не забывай, твои обязанности гражданина Парфагона действуют и за его Стеной.
– Это не проблема.
Взволнованный Нильс попытался остановить стремительно выходящего из комнаты Томаса, но тот вновь с силой его оттолкнул прочь и непреклонно продолжил свой путь. Трибуну лишь осталось выругаться и отчаянно пнуть книжный шкаф, отчего тот с грохотом рухнул, и старые книги рассыпались по деревянному полу.
Быстро и громко спускаясь на первый этаж, несостоявшийся рыцарь наткнулись на испуганную Маргариту, выбежавшую с кухни на шум сверху:
– Что случилось? Ты куда, Томас?
– Спасибо тебе, Маргарита, за все, что ты сделала, – обняв и горячо поцеловав в лоб добрую рыжую женщину, лишь хладнокровно ответил он.
– Как это понимать? – прикрывая рот рукой, она начала плакать, смотря на спускающегося следом растерянного Нильса.
– Спасибо за спасенную жизнь, Нильс Дор. Я всегда буду обязан тебе. Проси, что хочешь, но сейчас я должен проститься с вами.
– Да ничего мне не надо, дуралей. Не уходи!
– Это невозможно. Прощайте! – выходя за дверь, бросил Томас, которого все еще пыталась остановить ничего не понимающая Маргарита:
– Стой же! Как же ты без нас?!
Томас увернулся от трясущихся рук рыдающей женщины, закинул на плечо тугой мешок и быстрым уверенным шагом направился в сторону тех самых ворот, в которые его ввезли тринадцать лет назад, тяжело раненного и едва выжившего в одном из самых страшных набегов арогдорцев последних десятилетий. На резонный вопрос сторожевого рыцаря о причине столь позднего выхода из города, Томас достал некогда так трудно добытую заботливым Нильсом драгоценную бумагу гражданина Парфагона и отрывистыми рывками разорвал ее в мелкие клочья, медленно опавшие у ног. Рыцарь тут же отдал сигнал, и огромные ворота открылись с переливающимся грохотом и скрипом в мертвой тишине уже заснувшего ленивого города.
– Томас!
Обернувшись, он увидел бегущую за ним в слезах Марию и нехотя остановился.
– Куда же ты? – подбегая, промолвила она, бросаясь ему на шею и целуя мокрыми солеными губами его безразличное лицо.
– Я вернусь в село.
– Что ты там будешь делать?
– Я теперь простой подданный короля и сам найду способ применить свои знания для борьбы с мутантами. Мне больше ничего здесь не нужно. Прощай!
– А я? Как же я, Томас? – не верила своим ушам еще недавно счастливая Мария.
– Еще увидимся. И передавай привет Алену, – лишь мог ответить сквозь застрявший в горле ком Томас, после чего вырвался из тесных объятий и быстрым уверенным шагом покинул жестокую столицу, оставляя в ней горько плачущую на коленях подругу и все несбывшиеся грезы, громко захлопнувшиеся за его широкой спиной вместе с тяжелыми воротами.
Глава 3
Награда Черного рыцаря
Часто останавливаясь на печальные раздумья и короткий сон, Томас, впервые во взрослой жизни оказавшийся в провинции, провел больше суток в неспешном пути по извилистой дороге на север прежде, чем оказался в знакомом с детства Салепе. По пути он проходил множество прохладных смешанных лесов и невысоких голых холмов, окруженных фруктовыми садами, бесконечными пастбищами и ярко-зелеными полями, на которых созревал будущий урожай и трудились лояльные Парфагону крестьяне. Ему навстречу часто попадались удивленные местные жители, пристально рассматривая странного чужака с ног до головы. Мужчины и женщины не могли понять, кто он такой, но все равно низко кланялись и снимали свои широкополые черные шляпы или светлые чепчики. Хотя внешне Томас уже не выглядел обычным человеком, он также еще не был достаточно велик для полноценного рыцаря. По признакам наличия мутаций и городской одежде все точно понимали, откуда он, но никак не могли понять, как его могло занести в эти края. По собственному желанию изнеженные горожане редко покидали безопасный Парфагон, и уж тем более не в одиночку и таком юном возрасте.