Тайна гостиницы Парящий Дракон
Шрифт:
— Через две недели, а может быть, и раньше, — сказал маркиз, — я освобожусь от службы и тогда смогу быть вам по-настоящему полезен. А до тех пор позаботьтесь о себе сами. Ни в коем случае не играйте: вас непременно обчистят. Не забывайте, вас окружают мошенники и негодяи; они на редкость ловко умеют втираться в доверие, а деньги доверчивых иностранцев — единственный источник их существования. Не доверяйте никому, кроме самого себя.
Я еще раз поблагодарил маркиза и пообещал прислушаться к его советам. Но сердце мое было переполнено мыслями о прекрасной графине; мог ли я распрощаться с маркизом, не попытавшись узнать что-нибудь о ней? Я спросил
Увы! С тех пор маркиз не видел их и не знал, где они остановились. Граф и графиня владели старинным особняком неподалеку от Парижа, однако маркиз полагал, что они на несколько дней задержатся в городе, поскольку после длительного отсутствия хозяев дом должен быть подготовлен к встрече.
— И как долго они отсутствовали?
— Около восьми месяцев.
— Вы говорили, они небогаты?
— У вас они считались бы небогатыми. Однако, сударь, в этой стране все дешевле, чем в Англии; граф и графиня ведут спокойную жизнь вдали от большого света, и скромный годовой доход позволяет им жить весьма комфортабельно и даже роскошно.
— Значит, они счастливы?
— Я бы сказал, могут быть счастливы.
— Но что же им мешает?
— Граф ревнив.
— А что жена — дает ему повод?
— Боюсь, что да,
— Каким же образом?
— Мне всегда казалось, что она слишком… очень даже слишком…
— Слишком что, сударь?
— Слишком красива. Но, несмотря на изумительные глаза, тонкие черты лица и точеную фигурку, я никогда не сомневался, что она женщина глубоко порядочная. Вам не доводилось встречаться с ней?
— Той ночью, когда я проломил голову грубияну в «Прекрасной Звезде», в вестибюле стояла дама в широком плаще и черной вуали, такой плотной, что я не смог разглядеть ее лица. — Как видите, я ответил дипломатично. — Может быть, то была дочь графа. Они часто ссорятся?
— Кто, граф с женой?
— Да.
— Бывает.
— А из-за чего?
— Это долгая история; поводом для ссор служат бриллианты графини. Очень дорогие — Ла Переллез оценивает их в миллион франков. Граф хочет продать их и перевести в ренту, которую она могла бы тратить по своему усмотрению. А графиня, их владелица, не желает их продавать, и причину этого нежелания она вряд ли когда-нибудь откроет графу.
— Но какая же тут причина? — я сгорал от любопытства.
— Мне кажется, она представляет, как хорошо будет смотреться в этих бриллиантах под руку со вторым мужем.
— Что? Ах, да. А граф де Сен-Алир — он хороший человек?
— Достойный восхищения и очень разумный.
— Я бы очень хотел быть представленным графу. Вы говорили, он так…
— Так удачно женат. Но они живут вдалеке от большого света. Время от времени он вывозит ее в Оперу или на публичные празднества, вот и все.
— Граф, должно быть, знает очень много о прежнем царствовании, помнит события революции?
— Да, он прекрасный собеседник для такого философа, как вы! К тому же после обеда граф ложится спать, а графиня любит прогуляться. Но, если говорить серьезно, граф давно удалился от шумного света и стал ко всему безразличен. Жена ему под стать — ничто, кажется, ее не интересует, даже… даже собственный муж!
Маркиз встал и собрался уходить.
— Не ставьте деньги на кон, — предупредил он на прощание еще раз. — Вскоре вам представится возможность очень выгодно вложить их. Через неделю-другую с молотка пойдут коллекции по-настоящему
Глава 10.
Черная вуаль
Я свободно говорил по-французски и мог не ограничивать себя в расходах — таким образом, ничто не мешало мне вкушать все развлечения, какие может предоставить Париж. Два дня пролетели, как одно мгновение. На третий день, приблизительно в тот же час, ко мне снова зашел месье Дроквилль.
Любезный и добродушный, как обычно, маркиз сообщил мне, что костюмированный бал назначен на следующую среду и что он заказал мне приглашение.
— Какая досада. Боюсь, что не смогу прийти, — ответил я.
Он нахмурился и впился в меня угрожающим взглядом. Я не мог понять, что его так разозлило. Помолчав, он сердито спросил:
— Не соблаговолите ли, месье Беккет, объяснить причину вашего отказа?
Я немного удивился, но ответил чистую правду: в этот вечер у меня назначена встреча с двумя-тремя приятелями из Англии, мне трудно им отказать.
— И только-то! Вы, англичане, странный народ: где ни окажетесь, везде ищете встречи с грубиянами-соотечественниками, пьете английское пиво и жуете бифштексы. Попав в незнакомую страну, вы только делаете вид, что пытаетесь изучать ее народ и обычаи, на деле же пьянствуете, курите и чертыхаетесь друг с другом и возвращаетесь на родину такими же неотесанными, какими уехали, словно и не путешествовали по миру, а ошивались на ярмарке где-нибудь близ Гринвича.
Он саркастически рассмеялся и испепелил меня взглядом.
— Вот оно, — он бросил приглашение на стол. — Примите или выбросьте, как вам заблагорассудится. Вижу, я старался напрасно. Но имейте в виду, что человек моего положения редко дает себе труд выхлопотать некоторые привилегии для случайного знакомого, вы же отвечаете на мою заботу черной неблагодарностью.
Я не мог стерпеть такую дерзость? Я почувствовал себя оскорбленным, но тотчас раскаялся. Я допустил оплошность, невольно нарушил правила хорошего тона, принятые во Франции, — согласно этим правилам, жестокие и недостойные упреки маркиза находят, видимо, вполне основательное оправдание.
Обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, я поспешил принести маркизу извинений: В конце концов мне удалось умиротворить его, случайного друга, который был столь бескорыстно любезен. Я заверил его, что постараюсь, чего бы мне это ни стоило, отказаться от договоренности, которой столь неудачно связал себя; клялся, что не хотел его обидеть, а всего лишь сказал, не подумав, и сожалел, что никогда не сумею достойно отблагодарить маркиза за несказанную доброту.
— Молю вас, ни слова больше. Не скрою, я рассердился на вас, однако выразил свою обиду в чересчур сильных выражениях, которые вы, надеюсь, по доброте душевной простите. Друзья мои хорошо знают, что нередко я говорю куда больше, чем следует, а потом раскаиваюсь. Надеюсь, месье Беккет, вы забудете, что однажды месье Дроквилль на мгновение вышел из себя, и мы останемся столь же добрыми друзьями, как прежде.