Тайна индийских офицеров
Шрифт:
— Ступайте же за нею, или я убью вас!
Бетси Джен с криком вскочила, бросилась вниз по лестнице, а оттуда в парадные комнаты дома.
Великолепный замок с некоторых пор стал чрезвычайно скучным. Сэр Руперт уезжал то в Лондон, то в Брайтон, где играл на бильярде в гостинице «Лисльвуд», в которой когда-то останавливался Вальдзингам, то наведывался в Чичестер, одним словом, появлялся везде, кроме своего дома. Ему было здесь как-то не по себе, и он блуждал по роскошным залам Лисльвуда скорее с видом совершенно постороннего человека, чем их владельца. Его страшил даже вид старых слуг,
Случилось так, что в описываемый нами вечер леди Лисль была дома. Она сидела у окна, смотря на шедший в это время дождь, когда дверь внезапно отворилась, и в комнату влетела сиделка, пробежавшая без оглядки от мансарды до зала.
— В чем дело? Что вам нужно? — спросила леди Лисль.
— О миледи, простите! — ответила Бетси. — Бедная миссис Арнольд, миледи, умоляла меня пойти за вами… Она схватила нож и сказала, что убьет меня, если я не пойду… О миледи, идите!
— Рахиль Арнольд желает видеть меня?
— Да, да, вас, миледи; она целый день бредила, говорила, что ей нужно очистить свою душу… О миледи, идите…
— Иду, иду, — поспешно ответила леди Лисль. — Бедная женщина!.. Не знаю, что ей от меня нужно, но все-таки пойду!
Оливия последовала за сиделкой и, тихо войдя в комнату, села у постели Рахили.
— Вот я привела к вам миледи, — сказала Бетси Джен. — Не все бы согласились исполнить ваши требования!
— Леди Лисль!.. Леди Лисль!.. — повторяла больная, не замечая Оливию.
— Да, леди Лисль пришла. Если вы и сейчас недовольны, так вам после этого ничем не угодишь.
Рахиль приподнялась на локтях и взглянула на леди.
— Нет, нет, не та! — закричала она. — Приведите другую! Эта слишком мрачная, и черные глаза ее горят, как уголья… я боюсь ее! Нет, мне нужна другая!.. Мне нужна та, которая в молодости была похожа на меня! О Господи, спаси и помилуй!
— Она говорит о моей матери! — прошептала Оливия, называвшая матерью Клэрибелль Вальдзингам.
— Я говорю о той, у которой печальное и бледное лицо и белокурые волосы… О той, что вышла замуж за Реджинальда Лисля… которая до безумия любила единственного сына! Бедная леди Лисль! Мне нужно ее видеть!
— Вы не можете ее увидеть, ее нет в Лисльвуде, — ответила Оливия. — Но если вам необходимо сказать ей что-нибудь важное, вы ее увидите через день или два.
— Что-нибудь важное? — повторила Рахиль. — Дело идет о Жизни и смерти… о спасении души моей… Разве я могу умереть с такой тяжестью на сердце и на совести?
— Но, если вы хотите облегчить вашу совесть, не можете ли сделать это теперь? — сказала Оливия. — Все, касающееся миссис Вальдзингам, касается и меня. Почему вы не хотите довериться мне?
— Нет! — воскликнула больная. — Вы мне не простите. Ведь
— Вы сильно ошибаетесь! Расскажите мне все, и я даю вам слово, что прощу вам все!
— Вы даете слово?! — воскликнула Рахиль. — Но ведь вы же не знаете… вы не знаете сами, что вы мне обещаете… Повторяю вам, вы не сможете простить меня. Вы такая надменная… Я слышала, что вы очень древнего рода… Нет, от вас нельзя ждать искреннего прощения!
— Я прощу вас, — уверяла Оливия, встревоженная выходками больной. — О, скажите мне все! — добавила она, схватив руку Рахили.
— Тогда спрячьтесь за балдахин, чтобы я могла представить себе, что говорю с другой… но сперва отошлите эту девушку!
— Вы можете идти, — обратилась Оливия к сиделке, любопытство которой было возбуждено сверх меры предыдущей сценой. — Можете отправляться, и советую вам не подслушивать нас! Сойдите вниз по лестнице так, чтобы я слышала ваши шаги!
Бетси Джен удалилась, а леди Лисль приготовилась выслушать исповедь, спрятав свое прекрасное лицо в тень занавески, отчего оно сделалось мрачнее обыкновенного.
Какова бы ни была тайна, выданная под влиянием болезненного бреда и изливавшаяся в сбивчивых и отрывочных фразах, она произвела страшное впечатление на безмолвную слушательницу: Оливия вышла из спальни Рахили Арнольд с мертвенно-бледным, почти окаменевшим от ужаса лицом и начала спускаться по лестнице, шатаясь и останавливаясь, чтобы провести рукой по холодному лбу и прошептать с испугом и жгучей тоскою:
— Можно ли быть так глубоко испорченным? Неужели все это не сон, а страшная, роковая явь?
XXVIII
ПРОКЛЯТИЕ РАХИЛЬ
Остаток вечера леди Лисль провела одна в своей гостиной, привалившись к кушетке, стоявшей у камина; она о чем-то думала, устремив на огонь блестящие глаза. Позолоченные часы, стоявшие на столике, били много раз, а Оливия Лисль не отрывалась от своих грустных раздумий.
Майор с баронетом еще до обеда уехали в Чичестер, их ждали только к ночи. Оливия редко интересовалась делами мужа, но на этот раз она осведомилась, куда он отправился и когда вернется. Прекрасные часы со звоном пробили одиннадцать, двенадцать, час, половину второго, три четверти второго… Оливия терпеливо и спокойно ждала возвращения мужа. Вскоре послышался шум подъезжавшего экипажа, стихший под окнами гостиной.
«Правит майор, — подумала Оливия, — а тот презренный трус боится править ночью».
В передней раздались голоса сэра Руперта и майора Варнея. Первый говорил очень громко, но довольно невнятно, и с трудом отворил дверь гостиной. Сильно шатаясь, он дошел до дивана, упал на него и разразился оглушительным смехом.
— А мы провели сегодня славный вечер!.. Что скажешь, старый друг? — обратился он к майору, откинув назад голову и повернув к нему обрюзгшее лицо, наполовину закрытое нависшими на лоб жидкими волосами.