Тайна индийских офицеров
Шрифт:
— У меня есть на это причины! — пояснил он. — И поверьте мне на слово, очень важные. Я буду плести рогожи, сколько бы вы ни приказали, но не выйду из шатра, пока идут бега.
Он сдержал слово и большую часть спал в палатке. Британия, в помятой шляпке, украшенной искусственными цветами и лентами, была страшно бледна, но не отставала от соплеменников. Казалось, какая-то таинственная сила удерживает ее около экипажа сэра Руперта Лисля, и если она отходила, то только на самое непродолжительное время. Оливия наконец узнала ее и
— Вы были здесь в прошлом году? — спросила леди Лисль.
— Да, миледи, была.
— Вы, кажется, больны?
— Да, миледи… но я скорее больна душою, нежели телом. Силы мои слабеют с каждым днем; их уносит горе… я сама узнала страшную перемену, происшедшую со мною, только сегодня утром, когда стала надевать платье, которое не вынимала ровно двенадцать месяцев.
— Бедняжка!.. Это грустно!.. Но где же ваша сестра, эта хорошенькая девушка, которая была так похожа на вас?
— Она была гораздо красивее меня, — заметила цыганка.
— Да, она действительно была очаровательна. Я еще никогда не встречала такого миловидного личика… вы помните ее, Лаура? — обратилась Оливия к своей старшей. — Почему же в нынешнем году ее нет с вами? — продолжала она расспрашивать Британию.
— Потому что ее уже больше на свете нет, — ответила цыганка, стиснув судорожно зубы, между тем как лицо ее покрылось смертной бледностью.
— Она умерла?!
— Да, она утонула во рву недалеко отсюда.
Загадочное выражение лица молодой девушки и ее многозначительная интонация внушали леди Лисль непроизвольный ужас.
— Она сама утопилась? — спросила она, изменившись в лице.
— Нет, не сама, миледи.
— Нет?.. Так кто же это сделал?.. Как же это случилось?.. Расскажите мне все!
— Богу известно, кем совершено это преступление, да и мы знаем имя преступника; но свет, разумеется, не узнает его, потому что он лицемерен и лжив. Люди не хотят слышать о преступлениях, если они задуманы или совершены богатым джентльменом.
— Мне грустно слышать это, — проговорила Оливия, опуская золотой в руку девушки. — Не могу выразить, как я огорчена этим известием.
Она сказала это, и вдруг сделалась серьезной и задумчивой, так что блестящие брайтонские драгуны решили, что Руперт дурно обращается с женою, поэтому она и не кажется счастливой. После этого они направили лорнеты на баронета и засмеялись, видя, что он держит пари на самую ненадежную лошадь, руководствуясь лишь своим личным суждением.
— Бедная девушка! — воскликнула леди Лисль, снова обращаясь к сестрам. — Она была полна жизни и сил и вдобавок прекрасна!.. И погибла по милости какого-то низкого человека! Боже праведный! Да, земля, кажется, населена одними негодяями!
Чуть позднее, когда шли приготовления к последнему забегу, Британия снова приблизилась к экипажу баронета, который стоял, опираясь на дверцы. Он не разговаривал с женою и даже не смотрел на нее: он едва ли осмеливался
Баронет побледнел при виде молодой цыганки, которой не замечал вплоть до этой минуты. Остатки мужества покинули его, потому что майор Варней ушел к брайтонским офицерам, среди которых у него было много знакомых.
— Не угодно ли вам узнать вашу судьбу, прекрасный джентльмен? — спросила Британия, пристально глядя ему в лицо.
— Нет! — ответил сэр Руперт.
— Как? Даже если цыганка может сообщить вам кое-что интересное? — настаивала Британия. — Когда она может рассказать вам не только будущее, но и все, что было с вами прежде?.. О сэр! «Прошедшее — преступление, виселица — впереди. Для честных наступает день, для убийцы — ночь».
— Что это такое?! — воскликнул Руперт в бешенстве.
— Отрывок из стихов, прекрасный джентльмен. Ведьмы, цыганки, мы знаем всего понемногу… Позвольте же предсказать вашу судьбу, милорд!
— Нет! Я же сказал вам, что не желаю слушать! Неужели я должен повторять сто раз одну и ту же песнь? Вы хотите выманить деньги и наговорите разных глупостей, на которые обращают внимание одни дураки… Возьмите же и идите.
Он вынул золотой и подал его. Цыганка подскочила к нему с грацией тигрицы, золотой покатился на дорогу, и она с омерзением плюнула на него.
— Вот как я принимаю дары от подобных вам! — воскликнула она.
Толпа с изумлением смотрела на эту загадочную сцену. Британия была вне себя, баронет то краснел, то бледнел, и лишь леди Лисль взирала на все это с ледяным равнодушием.
— Куртис, — сказал лорд груму, возившемуся с корзинами, — ступайте приведите полисмена, чтобы арестовать эту наглую женщину.
Грум поспешно кинулся на другой конец арены, где стоял полисмен. Но цыганка осталась на месте; она даже не слышала приказания сэра Руперта.
— Что вы хотите сделать, сэр Руперт Лисль? — спросила Оливия.
— Я хочу приказать взять под арест эту цыганку.
— На каком основании?
— На том основании, что она без причины оскорбила меня, — ответил он с запинкой, меняясь в лице.
— Я знаю эту девушку, я знала и ее сестру, — произнесла Оливия совершенно спокойно. — Я слышала недавно рассказ об убийстве бедняжки… вы не арестуете эту женщину, сэр Руперт.
— Почему? — спросил он.
— Потому, что я этого не хочу, и еще потому, что мне известно, какое участие вы принимали в этом возмутительном деле.
— Тогда пусть уходит, — перебил сэр Руперт. — Куртис, скажите полисмену, что он не нужен. У леди Лисль такое нежное сердце, что ей приятнее видеть оскорбление мужа, чем вступиться за него. Убирайтесь отсюда! — обратился он к цыганке. — И чтобы я не слышал никогда ни о вас, ни о вашей сестре, ни о ком бы то ни было из ваших нищих спутников! Поняли вы меня?