Тайна Испанского мыса

Куин Эллери

Яхта пришла в движение, набирая скорость под толчками великана, и, наконец, заскользила по воде. Какое-то время великан стоял по колено в воде, потом, ухватившись за планшир, перевалился через борт с проворностью громадной обезьяны. Через минуту-другую на яхте зажглись ходовые огни. Роза видела, как великан наклонился над палубой, поднял безжизненное тело ее дяди и понес в каюту. Затем взревел мотор, пурпурная вода вспенилась белыми барашками, и стройное судно заскользило прочь от берега.

Роза всматривалась в него, пока не стало больно глазам. Она не могла оторвать их от ходовых огней яхты — удалявшихся к югу, прочь от Испанского мыса, пока они, наконец, не исчезли, словно их поглотили волны.

Неожиданно

оставшейся в темноте Розе, в разодранном и перепачканном платье, прикрученной к стулу, словно какой-то преступник, показалось, будто она сходит с ума, будто берег злонамеренно надвигается на нее, желая накрыть ее собой, а море придает ожившим волнам форму злобных, постоянно меняющихся лиц.

Когда она вновь обмякла на стуле, потеряв сознание, в ее помутненном мозгу вспыхнуло твердое убеждение, что она никогда больше не увидит Дэвида Каммера.

Глава 2

ОШИБКА ИСПРАВЛЕНА

Утро было свежим и прохладным, почти сырым. Но это была сырость соленых морских брызг, действующая бодряще на ноздри двоих мужчин. Солнце все еще не поднялось на востоке, и легкий ветер гнал с неба прочь серый ночной туман, обличая белые клочья причудливых облаков и голубизну небес.

Мистер Эллери Квин, большой любитель природы, вдохнул полной грудью свежий воздух, сидя за рулем видавшего виды «дюзенберга» с низкой посадкой, но, будучи человеком практичным, прислушался к ровному шелесту резиновых покрышек об асфальт. Позади него дорога убегала прямой линией — блестящая серо-белая лента пустынных, утренних миль.

Он глянул на своего спутника, седовласого пожилого джентльмена, чьи длинные ноги были сложены вдвое перед ним, а глубокие серые глаза, окруженные бороздками морщин, походили на старинные драгоценные камни на смятом бархате. Судье Маклину стукнуло уже семьдесят шесть, но он втягивал в себя свежий воздух, словно щенок свой первый вздох.

— Устал? — поинтересовался Эллери, стараясь перекричать рев мотора.

— Я бодрее тебя, — парировал судья. — Море, прекрасное море... Эллери, я, положительно, чувствую себя просто помолодевшим.

— После такой долгой поездки я начинаю чувствовать тяжесть прожитых лет, но этот бриз просто творит чудеса, — согласился с ним Квин. — Должно быть, мы уже совсем рядом, судья.

— Уже близко. Едем дальше, Гермес! — И пожилой джентльмен, вытянув худую шею, запел громким баритоном, успешно соперничавшим с рокотом мотора. Кажется, он пел о моряке, и Эллери усмехнулся. У старого лиса больше пороха в пороховницах, чем у некоторых молодых! Квин снова переключил внимание на дорогу и прибавил скорости.

Лето мистера Эллери нельзя было назвать непродуктивным; скорее наоборот — слишком продуктивным. Настолько продуктивным, что он провел на берегу не более нескольких выходных дней — он любил море, — вот и весь отпуск! — будучи заключенным в самую жару в Нью-Йорке, где он пытался распутать загадочное убийство (одно из самых необычных дел, когда-либо расследуемых Квином. Газеты называли его «Делом о раненом тирольце»; подробности расследования здесь не приводятся. Это одна из тех немногих загадок, насколько мне известно, которая завела Эллери в тупик; она и по сию пору остается неразрешенной. — Дж.Дж. Мак-К.), которое, говоря по правде, оказалось ему не по зубам, он после Дня труда обнаружил, что ему просто необходимо обнажить свои телеса и надолго окунуться в искрящуюся соленую воду. Кроме всего прочего, Квин явно был удручен неудачей. Одним словом, выяснив, что отец его по самые уши погряз в делах на Сентр-стрит, а все друзья отсутствуют, он собрался провести отпуск в одиночестве, но тут получил весточку от судьи Маклина.

Судья Маклин был старинным другом его отца; на самом деле он способствовал начальной

карьере инспектора в полиции. Будучи одним из тех редких судей, для которых правда — это красота, а красота — это правда, лучшие годы своей богатой событиями жизни он посвятил служению правосудию, в процессе чего приобрел чувство юмора, скромное состояние и безупречную репутацию. Маклин был вдовцом и, не имея детей, взял под свое крыло юного Эллери, руководя им в выборе университета и курса обучения. Он наблюдал его в бурный период полового созревания и настоял на развитии таланта юноши к логическому установлению истины. В это время пожилой джентльмен уже был в отставке несколько лет, проводя свой досуг в путешествиях. Для Эллери он стал другом, источником бодрости и вдохновения, несмотря на огромную разницу в возрасте. Но после того как судья отошел от общественной жизни, они стали видеться редко; последняя их встреча состоялась больше года назад. Получить весточку от Солона [4] , как Эллери любовно называл его, да еще так неожиданно, было для него большой радостью; особенно если учесть, что лучшего спутника для отдыха нельзя было и желать.

4

Солон (640/635–ок. 559 до н. э.) — один из так называемых «семи мудрецов», греческих мыслителей и государственных деятелей, отличавшихся практической жизненной мудростью и глубоким государственным умом.

Судья прислал Эллери телеграмму из какого-то невообразимого местечка в Теннеси, где, по его словам, давал отдохнуть от жары своим старым костям и изучал «аборигенов». Он предложил встретиться где-нибудь на полпути и ехать дальше вместе к побережью, чтобы провести месяц у моря. Телеграмма заставила Эллери издать радостный клич, побросать вещи в чемодан, попрощаться с Джуной, отцом, оседлать верного росинанта — экзотическое нагромождение колес и всяких штуковин, бывшее некогда знаменитой гоночной машиной, и тронуться в путь. Встретившись в назначенном месте, они принялись обниматься и болтать без умолку, как женщины, озабоченные лишь одной проблемой: ждать до утра — было 2.30 ночи — или прямо сейчас ехать дальше. Решив, что случай требует героических поступков, и, невзирая на то, что оба не спали, в 4.15 они заплатили удивленному хозяину гостиницы по счету, сели в «дюзенберг» Эллери и двинулись в путь под громогласное пение судьи.

— Кстати, — поинтересовался Эллери, когда все самые важные вопросы были обсуждены, — где эта самая Аркадия? Я двигаюсь в основном направлении, но хотел бы иметь более точное представление.

— Знаешь, где Испанский мыс?

— Смутно. Я о нем только слышал.

— Так вот, — пояснил судья, — именно туда мы и направляемся. Не на сам мыс, а на забытое богом прелестное местечко недалеко от него. Где-то в десяти милях от парка Уайленд и милях в пятнадцати от Маартенса. Направо от главной автострады.

— Надеюсь, ты не в гости к кому-нибудь? — встревоженно спросил Эллери. — С твоим юношеским энтузиазмом ты запросто можешь навязать своему старому другу нежданного хозяина.

— И заодно услужить шельмецу, — хохотнул судья. — Но нет, ничего подобного. У одного моего знакомого есть небольшой летний коттедж рядом с Испанским мысом — всего в нескольких футах от моря, скромный, но довольно удобный; так вот этот коттедж в нашем полном распоряжении.

— Звучит соблазнительно.

— Подожди, пока сам не увидишь. Я снимал его в прежние годы — не был только в прошлом году, поскольку путешествовал по Норвегии, — так что я вспомнил о нем весной и написал его хозяину в Нью-Йорк. Мы, как обычно, заключили сделку, и вот я еду туда. Я снял коттедж до середины октября, так что мы с тобой еще отлично порыбачим.