Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
Шрифт:
Дон Хуан вовлекает Смерть как абсолютного Деструктора в качестве силы, способной укротить самонадеянный тональ, ибо все живое боится смерти. Таким образом «маги» прижимают тональ к стенке.
"Я уже говорил тебе, это — очень странный мир. Силы, которые руководят людьми, непредсказуемы и ужасны, но в то же время их великолепие стоит того, чтобы стать их свидетелем. "(II, 539)
Вообще, если говорить об эмоциональном отношении мира тоналя к магии, то оно глубоко противоречиво (не подобным ли образом мы относимся и к самой смерти?). Взирая на магию, тональ испытывает, как минимум, два противоположных и обостренных до крайности чувства: ужас и очарование. Агония тоналя — это рождение магии, агония человеческой целостности — окончательный прорыв в аморфную ткань нагуаля. Возвращение из ярко освещенного пространства мира в неопределимую Реальность — это и магия и смерть одновременно.
Как-то на ночной трассе машину Кастанеды догоняли странные «огни» — то ли фары неизвестного преследователя, то ли «неизвестное» само по себе. Дон Хуан, естественно, усомнился в том, что едет автомобиль.
"Ну что еще это может быть? — нервно спросил я.
Его намеки вывели меня из себя.
Он повернулся и посмотрел прямо на меня, потом медленно покивал, как бы взвешивая то, что собирался сказать.
— Это огни на голове смерти, — сказал он мягко. — Она надевает их наподобие шляпы, прежде чем пуститься в галоп. То, что ты видишь позади, — это огни на голове смерти, которые она зажгла, бросившись в погоню за нами. Смерть неуклонно преследует нас, и с каждой секундой она все ближе и ближе…
У меня по спине пробежал озноб. Какое-то время я не смотрел назад, а когда снова взглянул в зеркало, огней нигде не было видно.
Я сказал дону Хуану, что машина, должно быть, остановилась или свернула в сторону. Он не глянул назад, а лишь потянулся и зевнул.
— Нет. Смерть никогда не останавливается. Просто иногда она гасит огни. Но это ничего не меняет…" (II, 221–222)
И все же маг испытывает исключительную благодарность и особенное уважение к собственной смерти. На протяжении всей жизни она учит его умирать, не умирая. Срывать пелену тоналя так решительно, целиком и полностью, дано только смерти. Для «воина» она — учитель и благодетель. На неопределенное время откладывая сроки уничтожения, смерть дает возможность магу сделать свой тональ послушным, «выдрессировать» его и научиться многим чудесам подлинного Бытия, постичь высокие и несказанные тайны нагуаля, сохранив при этом осознание и волю, что в совокупности и есть жизнь.
Итак, мир разрушается и мир восстанавливается. Маг умирает и обретает бессмертие. Подытоживая способы разрушения мира, которые мы рассмотрели в данной главе, нельзя не вспомнить о том, как коротко разъяснил парадокс магии дон Хуан в доверительной беседе с Кастанедой:
"Я тоже не хотел обладать силой. И не видел причин для того, чтобы ее накапливать, и никогда не выполнял инструкций, которые мне давались, или, по крайней мере, никогда не думал, что их выполняю. И однако, несмотря на свою глупость, я накопил достаточное количество силы, и в один прекрасный день моя личная сила заставила мир рухнуть.
— Но почему кто-то должен хотеть остановить мир?
— Так ведь никто и не хочет, в том-то и дело. Это просто происходит. А когда ты узнаешь, что это такое — остановка мира, ты осознаешь, что на то есть свои веские причины. Видишь ли, одним из аспектов искусства воина является умение сначала по некоторой особой причине разрушить мир, а затем — снова восстановить его, для того, чтобы продолжать жить." (III, 587)
Можно сказать, в этом и заключается венец всех усилий по разрушению "описания мира": мы достигаем крайней точки доверия, обнажаем все и всяческие условности, и возвращаемся для продолжения своей работы в привычное сновидение уже не рабами его каторжных проектов, но свободными созерцателями, следующими по собственной дороге к Истине.
ГЛАВА 4. ПРОРЫВ К НАГУАЛЮ
Ухожу — не спрашивай больше куда…
Белые облака… Бездонная пропасть времен.
1. Безмолвие
Доселе мы рассуждали лишь о методах разрушения, опровержения описания мира, о приемах, позволяющих дезавтоматизировать работу тоналя, и оказались теперь у решающего порога — перед прыжком в нагуаль.
Вот уж в самом деле невиданное предприятие! Возможно ли ограниченному человеческому существу объять каким бы то ни было (пусть даже сколь угодно необычным, превращенным, магическим!) способом саму Реальность — абсолютный Объект, если мы отказались от изготовленного мудрой природой аппарата сокращения, упрощения, приспособления внешнего сигнала к доступной нашему ничтожеству интерпретации? По сути, этот вопрос есть лишь перифраза вековечной
Агностическая традиция в лице новейшего позитивизма прочно удерживает свое положение в нынешних научных воззрениях; более того, своею трезвостью, взвешенным подходом и практицизмом она может вызвать лишь понимание и симпатию. И еще больше: можно утверждать, что для науки такая гносеологическая установка является единственно приемлемой, в то время, как когнитивный максимализм (будь то материалистический или идеалистический) — штука пагубная, поскольку провозглашает реальность условного знака, заменяет мир символами, иероглифами, мечтой. Иной ситуации быть не может и не должно, ведь наука является полновесным и самым значимым плодом тоналя, описания мира; это его апофеоз, вершина продуктивного космоса человеческой мысли, неотъемлемая часть описания, вне его не существующая и невозможная. А значит, научный агностицизм прав: ибо в рамках тоналя нагуаль действительно непознаваем.
Однако научный взгляд, вполне уверенный в себе (что понятно), склонен игнорировать то, что в его аппарат не входит и внутри его модели не верифицируется. И связано это прежде всего с фундаментальным представлением о природе познания. Именно здесь всегда лежал камень преткновения, порождающий вражду между наукой и мистицизмом любого сорта, ибо мистики туманно вещают о каком-то невыразимом знании, а для науки невыразимое есть просто непознанное, т. е. существующее за пределами знания, вне научной Вселенной и (может быть) вне мира вообще. Для науки познание — это процесс превращения воспринимаемого сигнала в специфическую структуру смысловых единиц (что и подразумевает само слово информация), из которой можно извлечь разнообразные закономерности, соединяемые в модель согласно предложенному категориальному инструментарию. Очевидный тупик возникает, стоит нам вспомнить об ограниченности человеческой памяти, внимания, восприятия перед лицом ничем не ограниченного бытия. Мы не способны воспринять и сохранить объем информации, превышающий некоторый поставленный предел, тем более не способны оперировать этим объемом. Таковы неутешительные законы тоналя.
(Любопытно наблюдать, какими причудливыми и необоснованными приемами пользуются мистики, столкнувшись с этой гносеологической западней. Зная, что тупик непреодолим, они и не пытаются найти решение. Логика, как и любая форма рационалистского мышления, в других случаях используемая ими вполне беззастенчиво, здесь отметается даже с некоторым презрением. В ход идут слова возвышенные и неопределенные. Цепь рассуждений, доселе ясная, обрывается, и все мыслительное настроение изменяет тональность — вторгаются мощные аккорды религиозного чувства, которые, хотя и несут неоспоримую эстетическую ценность, но все же мало относятся к прямому исследованию когнитивной природы человека. По-видимому, никто из мистиков не избегает подобных «провалов» в мышлении. Даже такой маститый буддолог, как Д. Т. Судзуки, не побоявшийся откровенно поставить вопрос, искусно уходит от ответа, оставив читателя с рассуждениями о неизведанных глубинах психики и надеждой на так называемое Неосознанное. Вот пример его рассуждений из популярной монографии "Основы дзэн-буддизма": "Теперь возникают следующие практические вопросы: каким образом человеческий разум может постичь нуль, бесконечность, протяженность, не имеющую конца, непрерывные отрезки времени и пространства…; каким образом может маленькое «я», отрезанное от целого и ограниченное, когда-либо постичь и даже осознать высшее «я», неограниченное, целостное и бесконечное? <…> Я целиком и полностью согласен с утверждением Симоны Вейль: "Единственный путь к истине, то есть, к истине высшего «я», заключается в уничтожении себя в любом смысле. "Мы не можем не испытать чувства унижения, пока не опустимся в глубины Неосознанного, где пребывает высшее «я», а современный человек пока еще до этого не дошел <.. > Я имею в виду открытие высшего «я». (Д. Т. Судзуки. Основы дзэн-буддизма, сс. 364–365.) Вы заметили, как главный и действительно насущный вопрос как бы «снимается», утекает меж пальцев и тонет в общих рассуждениях? Мы нисколько не намерены спорить с давним оккультным утверждением, будто постижение Реальности происходит через "уничтожение себя в любом смысле", т. е. через остановку эго. Но нас интересует именно: почему? В чем заключена таинственная связь между механизмом эго и восприятием бесконечных объемов Реальности, Объекта, Бытия? Если вопрос ставится таким образом, то в ответ мы не услышим ничего, кроме более или менее поэтических метафор и аллегорий. Возможно, только концепция нагуаля проливает некоторый свет на вечные проблемы познания.)