Тайна казачьего обоза
Шрифт:
В санях сидели пассажиры, укутавшись в теплые шубы; из высоких воротников виднелись раскрасневшиеся на морозе щеки и носы.
Возницы, сидя на козлах, подбадривали себя свистом и подгоняли упряжных ударами кнута. Отвороты кожухов, заломленные шапки и бородатые лица украшал иней от выдыхаемого горячего дыхания.
Устоялась настоящая северная зима.
Атаман Казанцев разминался во дворе — замахнувшись колуном, с одного
Колоть дрова было его любимым занятием, и тренировка мышц, и ежедневная поддержка тонуса. Рядом два казака пилили на козлах толстое бревно, пила хищно металлически пела, вгрызаясь в плоть древесины, щедро выплевывая на снег мелкую крошку опилок. От работы атаман и казаки упрели. От спин поднимался вверх легкий парок. Изредка они отвлекались, шли в избу, пили чай с медом, калачами и сушками.
Ближе к обеду снова подул колкий северный ветер. Солнце спряталось за набежавшие тучи, грозно нависшие над заснеженным миром дамокловым мечом. Легкие сумерки наполнили пространство, и атмосфера стала плотной, как свежеиспеченный ржаной хлеб.
Атаман прекратил работу, выпрямился, поднял лицо вверх, посмотрел на набежавшие тучи и вздохнул тяжело. Не хотелось, ох, как не хотелось ему отправлять казаков на верную смерть, а то, что оно обстоит именно так, он был уверен. Он думал о том, что будет говорить родным, а не то, что скажет казаком в напутственной речи. Он долго думал, взвешивал слова, но никак не мог найти нужных. Утешение им не надо. Почетно, сложить голову, служа Отчизне. Не просто в пьяной драке налететь на острый нож, а в схватке с противником выиграть умением и ловкостью, а уж ежели и погибнуть, то взять с собой три-четыре вражеских жизни.
Холодок пробрал тело, атаман передернул плечами, вернулся в действительность из мира раздумий. «Пора заканчивать, — подумал он. — Время обедать». Заложив пальцы в рот, громко свистнул. От неожиданности вспорхнули воробьи с забора и закружились в морозном воздухе. Одни вороны остались сидеть на поленнице, не обращая внимания на мелочь, карими умными глазами внимательно следя, что же дальше будет делать атаман.
Пила перестала звонко петь в руках казаков, и они посмотрели на атамана.
— На сегодня будет, братья казаки, — сказал он. — Прошу к столу!
Казаки накинули на плечи кожухи, свернули самокрутки, прикурили, и поплыл по двору сладковатый запах махорки.
— Как ты думаешь, Степан, — обратился один к другому, — попадем нынче в охрану обоза?
— Хотелось бы, Костя, но люди предполагают, а бог располагает. — Ответил Степан степенно, куря.
— Вчера обращался к атаману с просьбой зачислить.
— Что он сказал?
Костя указал взглядом на напиленные поленья и наколотые дрова.
— Предложил поучаствовать в заготовке дров. Судя по погоде, зима выдастся суровой.
Степан докурил
— Брат написал с Кубани, отправляются в конце октября на фронт. Настроение боевое, пишет, руки горят надрать зад немчуре. Передает привет всем нашим казакам. Спрашивает, когда из наших кто поедет.
— Будешь отвечать, передавай привет также. А когда воевать ехать не нам решать, мы приказы выполняем. Отдадут — и вперед!
— Да скорее бы уж! — протянул мечтательно Костя.
— Пойдем обедать, негоже заставлять атамана ждать. — Закончил Степан.
После обеда атаман Казанцев работал над документами. Проверил еще раз списки казаков, едущих сопровождать ценный груз. И снова мысленно вернулся к самому важному вопросу, оглашать или нет казакам, что они везут, за что сложат головы. От тяжких дум его оторвал громкий голос в сенях. «Петруша!» — радостно екнуло сердце. Петруша, Петр Глотов, сын его друга, пропавшего три года тому на весенней охоте. Долго искали следы сильного и смелого казака, но так и не отыскали. Не выдает тайга своих тайн.
Петр влетел в комнату и остановился на пороге, раскрасневшийся с мороза, молодое веснушчатое лицо дышало свежестью и здоровьем.
— Батька атаман, разреши обратиться, — с ходу выпалил он.
Казанцев пригласил жестом руки войти и сесть за стол. Однако Петр остался стоять на пороге, будто ожидая повторного приглашения. «Совсем как отец», — подумал Казанцев.
— Проходи, присаживайся, Петя, в ногах правды нет.
Петр пробежал к столу и взялся за спинку стула.
— А мне кажется, есть! — с трудом сдерживая эмоции, произнес он.
Казанцев улыбнулся.
— Да-да, в молодости много чего кажется! Сам таким был.
— Нет, батька атаман, — не унимался Петр, — вас стороной не обходили…
Казанцев поднялся со стула и грозно произнес.
— Кого и когда обошли? Уж не тебя ли?
От слов атамана у Петра отваги поубавилось.
— Меня.
— И в чем же?
Петр замялся, стиснул руками папаху, опустил голову, но промолчал.
— Что молчишь, казак, как девица красная? Смущенный стоишь, будто что непотребное увидел, слово молвить не можешь?
Петр прокашлялся и сказал:
— Слух меж казаков, обоз с металлом везут, списки составлены. Уже имена известны. А меня среди них нет. Разве это справедливо? А? батька атаман?!
Пришло время удивляться атаману. Нахмурив брови, он с расстановкой произнес:
— Списки, говоришь, составлены. Имена, значит, известны. О-о-очень интересно…
Звонкую тишину комнаты остро прорезал пронзительный скрип сапог: атаман ходил взад-вперед между столом и окном и смотрел под ноги на пол, будто впервые его увидел. Затем остановился возле стола, поправил рукой волосы на затылке и, наклонив голову к правому плечу, пытливо всмотрелся в Петра.