Тайна клана
Шрифт:
– Да. И к тому времени, когда ты захотела снова быть Морган, ну, мы думали, что опасность миновала, – сказала мама. – Прошло так много лет. Мы больше никогда не слышали ни о Мешома-Фолз, ни о Бэллинайджэле, ни о ведьмах. Мы думали, что все осталось позади.
– А потом мы нашли твои викканские книги, – сказал папа. – И тогда все вернулось: все воспоминания, жуткие рассказы, страх. Я подумал, что кто-то нашел тебя и дал тебе эти книги специально.
Я покачала головой:
– Я сама их купила.
– Может, мы ведем себя иррационально, – медленно проговорила мама. –
– Конечно, нет, – сказала я, подумав о Кэле, его матери и своих друзьях.
– Но мы боимся и ничего не можем с этим поделать, – сказал папа. – Я видел целый город, сметенный с лица земли. Я читал о сожженном сарае. Я говорил с теми людьми в Ирландии. Если это то, к чему приводит ведовство, то мы не хотим, чтобы ты этим занималась.
Несколько минут мы сидели в молчании, и я пыталась переварить услышанное. Чувства переполняли меня, но моя злость на родителей почти вся улетучилась.
– Я не знаю, что сказать. – Я глубоко вздохнула. – Я рада, что вы все мне рассказали. И может быть, я действительно не поняла бы этого, когда была меньше. Но я все равно считаю, что вы должны были рассказать мне об удочерении раньше. Мне следовало это знать.
Родители кивнули, и мама тяжело вздохнула.
– Но я определенно чувствую, что Викка тут ни при чем. Это… бедствие в Ирландии – просто странное совпадение. Я хочу сказать, Викка – часть меня. И я знаю, что я – ведьма. Но то, чем занимаемся мы, не могло вызвать ничего подобного тому, что вы описали.
У мамы был такой вид, будто она хотела спросить что-то еще, но не хотела услышать ответов. Она промолчала.
– А как вышло, что у вас родилась Мэри-Кей? – спросила я.
– Я не знаю, – тихо ответила мама. – Это просто случилось. А после Мэри-Кей я так больше и не забеременела. Богу было угодно дать нам двоих дочерей, и вы обе принесли неописуемую радость в нашу жизнь. Я так сильно люблю вас обеих, что мне ужасна сама мысль о том, что вам может грозить какая-то опасность. Именно поэтому я и хочу, чтобы ты бросила заниматься ведовством. Я умоляютебя прекратить это.
Она заплакала, так что и я, конечно, тоже разревелась. Вынести все это было просто невозможно.
– Но я не могу! – воскликнула я, плача и сморкаясь. – Это часть меня. Это моя природа. Это как волосы каштанового цвета или длинные ноги. Это просто я.
– Длинные ноги – это не о тебе, – возразил папа.
Я не удержалась и засмеялась сквозь слезы.
– Я знаю, что вы меня любите и желаете мне только добра, – сказала я, вытирая глаза. – И я вас тоже люблю и не хочу ни обидеть вас, ни разочаровать. Но ваша просьба равносильна тому, чтобы я перестала быть собой, перестала быть Морган. – Я подняла голову.
– Мы хотим, чтобы с тобой ничего не случилось! – с силой сказала мама, глядя мне в глаза. – Хотим, чтобы ты была счастлива.
– Я уже счастлива, – сказала
Музыка у Мэри-Кей прекратилась, и мы услышали, как она вошла в ванную, соединявшую ее комнату с моей. Потекла вода, и мы поняли, что она чистит зубы. Потом дверь снова закрылась, и все стихло.
Я посмотрела на родителей.
– Спасибо, что все рассказали мне, – сказала я. – Я знаю, вам было тяжело, но рада, что вы это сделали. Мне нужно было знать. И я подумаю о том, что вы сказали, обещаю.
Мама вздохнула, и они с папой посмотрели друг на друга. Они встали, и мы все втроем обнялись – впервые за неделю.
– Мы тебя любим, – сказала мама мне в волосы.
– Я вас тоже люблю, – сказала я.
16. Вражда
15 декабря 1982 года
Мы собираемся впервые в жизни праздновать Рождество. Пойдем в католическую церковь в городе. Люди здесь очень хорошие. Забавно, что все рождественское так похоже на наш праздник Джуле. Дома украшают красным и зеленым, омелой. Это всегда было частью моей жизни. Странно, что мы теперь католики, а не те, кем были.
Мешома-Фолз очень приятный городок, здесь гораздо больше зелени, чем в Нью-Йорке. Здесь я вижу природу, ощущаю запах дождя. Это не груда безобразных серых коробок, где кишмя кишат вечно бегущие, хмурые люди.
То и дело я ловлю себя на том, что хочу произнести какое-то небольшое заклинание – например, чтобы избавится от слизней в саду, чтобы ярче светило солнце, чтобы лучше подходило тесто. Но не делаю этого. Вся моя жизнь – это сочетание черного и белого, и сейчас она только такой и должна быть. Без заклинаний, без магии, без обрядов, без рифм. С этим покончено. Раз и навсегда.
Но наш маленький домик я люблю. Он просто прелесть, и в нем легко поддерживать чистоту. Мы копим деньги на собственную стиральную машину. Представьте себе! В Америке у всех свои стиральные машины.
Я не могу забыть того ужаса, который принес с собой этот год. Он – как вечное клеймо, выжженное у меня на душе. Но я рада, что живу на этом новом месте, в безопасности, с Ангусом.
М. Р.
– Ты идешь на игру в пятницу? – спросила меня Тамара.
Я скинула с ног сабо и убрала их на дно своего шкафчика в спортивной раздевалке, где, как обычно, пахло смесью пота, детской присыпки и шампуня. Тамара натянула шорты и села, чтобы надеть носки.
– Не знаю, – ответила я, стаскивая блузку через голову.
Я быстро влезла в свою спортивную форму и увидела, что Тамара бросила взгляд на маленькую серебряную звезду у меня на шее. Она отвела глаза, и я не была уверена, поняла ли она, что это символ моей прочной связи с Виккой и с Кэлом. Я нагнулась завязать шнурки на кроссовках и ничего не сказала по этому поводу.