Тайна кода да Винчи

Голд Гарольд

— Не спеши, — предупредил меня Дик. — Константин был не самоубийцей, а великим реформатором. Это он объединил Восточную и Западную части Империи, он перенес столицу из хиреющего Рима в Византию; она тогда переживала свой рассвет и была переименована в Константинополь. И он же — император Константин — объявил язычников «пребывающими во лжи», а христианство сделал государственной религией.

— И что это доказывает?! — я все еще не мог понять, к чему Дик клонит. — Принял человек христианство. Что с того?

— Не принял, — чуть не воскликнул Дик. — Но тут подожди. В 325 году император Константин

собрал исторический Никейский собор. С него по сути и начинается история католической церкви. Собор утверждает «правильные» Евангелия и боговдохновленные тексты «Нового Завета»…

— Что значит «утверждает»?

— Ты когда-нибудь слышал слово «апокриф»? — поинтересовался Дик.

— Да, слышал, конечно.

— Как переводится?

— Апокриф? Не знаю, — растерялся я. — А должно как-то переводиться?

— В переводе с древнегреческого «апокриф» — это значит тайный, скрытый. Но постепенно значение слова изменилось, и «апокриф» стал означать не тайные, а «отрешенные» духовные тексты.

— Кем отрешенные? — не сообразил я.

— Константином, — коротко ответил Дик. — Понимаешь, к IV веку накопилось более полутора сотен жизнеописаний Иисуса Христа, а так называемых «боговдохновленных текстов» было, как говорят, и вовсе «без счета». Но Никейский Собор утвердил только четыре Евангелия, в которых якобы не имелось расхождений. Но это, конечно, легенда. Кто знает теперь, в каких текстах были расхождения, а в каких не было? Расхождения есть даже в утвержденных. Например, в одних Иисус просит Отца о помощи в Гефсиманском саду: «Господи, пронеси мимо Меня чашу сию!», на кресте: «Господи, почему Ты оставил меня?!» А в других Евангелиях — нет. Ну и так далее. В общем наверняка известно только одно — самые «неправильные» Евангелия уничтожили сразу, а потом «пропала» еще добрая сотня.

— Сотня?!

— Может, и больше, — улыбнулся Дик. — Но точно, что не меньше. Известно, что существовали Евангелия от Петра, Андрея, Варфоломея, два от Фомы, от Марии, еще два от Марка и так далее. Ссылки на эти тексты сохранились в различных рукописях, но самих текстов нет. Они превратились в пепел. И вот вопрос — зачем было уничтожать тексты?

— Зачем? — не понял я.

— Понятно, что был у этих никейских мудрецов какой-то план — что оставить, а что уничтожить. Сама эта избирательность уже подозрительна! Видимо, целью Никейского Собора было создание новой идеологии, нового большого мифа! А председательствовал на этом «историческом христианском соборе» не кто иной, как император Константин, который, как я тебе уже сказал, христианства не принял и всю жизнь оставался язычником. Согласись, неплохой председатель христианского собора…

— Постой, но ты же говоришь, что Константин назвал язычников «пребывающими во лжи». Или я уже что-то путаю?

— Нет, не путаешь. Просто начинаются парадоксы и противоречия. И чем дальше, тем их будет больше. По преданию, Константин согласился креститься только на смертном одре, но скорее всего эта история вымышлена. Как вымышлены, по мнению Рабина, и гонения на христиан в древнем Риме, и значительная часть новозаветных событий, и, что, может быть, самое важное — служение апостола Павла, этого единственного неиудея из числа апостолов.

— Дик, но это уже какой-то национализм. Таким

текстам просто нельзя доверять, — я разочаровался. — Не был Павел евреем, что с того?

— Мелочь, — согласился Дик. — Но существенная. Весь католический мир стоит на посланиях апостола Павла. Убери эти послания, и все развалится. Остальные священные тексты — словно для проформы в Новом Завете. Их, кстати, и не было в первом варианте. В римском Новом Завете было только Евангелие от Луки и послания апостола Павла. Все. Потом появились еще несколько книг. Их главное достоинство — это литературность. Они оказывают на читателя психологический эффект, тогда как в посланиях Павла — настоящая идеология! Которая, я тебе скажу, во многих своих пунктах открыто противоречит учению Христа. Но это уже детали. Так или иначе, Павел — эта плоть и кровь христианского мира, называющий себя учеником Христа, — ни разу в жизни с Ним не встречался!

— Да, точно… — я начал припоминать.

Павел не был учеником Христа, напротив, он был ярым гонителем Его последователей. На пути в Дамаск, куда он направлялся, чтобы уничтожить скрывшихся там христиан, ему якобы было видение. Павлу явился Христос, и тот раскаялся. Но было ли это на самом деле? Не выдумал ли Павел эту легенду? А может быть, кто-нибудь выдумал ее за Павла?!

Я инстинктивно поежился.

— Рабин открыто называет Павла самозванцем и считает его агентом тайной национальной политики Рима, — услышал я в телефонной трубке.

— Подожди, Дик, а зачем Константину был нужен весь этот маскарад?

— Если бы ты меня спросил, я бы сказал — централизация власти. Религия — это ведь что? Это прежде всего идеология. Единой империи Константина была нужна единая идеология. То, что творилось в это время в Римской империи, это же что-то страшное! Бесчисленные, разросшиеся культы античных богов, присоединившиеся к ним культы народов, завоеванных Римом, иудеи, христиане, если таковые были. Черт ногу сломит! Это разрывало государство на части.

— Понятно…

— Но Рабин дает совершенно иной ответ на твой вопрос, — уверенно заявил Дик.

— Другой?! — у меня голова пошла кругом.

* * *

— Истинные причины «чудовищного подлога», как утверждает доктор Рабин, таятся намного глубже. По его мнению, есть только две веры — в единого Бога и язычество.

— Господи, Дик! Какая разница?! Люди бывают верующими и атеистами. А кто из верующих в кого верит, разве это имеет значение?! Просто разные традиции — не более того.

— Ну, это ты так думаешь, — возразил Дик. — А Рабин уверен в обратном. Единый Бог — сила, противопоставленная всему миру. Она ничем не ограничена, понимаешь? Абсолютна! БОГ! А любой языческий бог — только часть целого и ограничен в своих возможностях, он как бы от этого мира. Поэтому Рабин и говорит: есть вера от Неба, есть вера от Земли.

— Хорошо, — понял я. — А Константин здесь при чем?…

— Константин, как считает Рабин, «украл» у евреев Бога.

— Чушь какая! — я даже разозлился. — Как он мог украсть у евреев Бога, тем более такого, о каком ты говоришь?!