Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю
Шрифт:
— Эта фирма будет нас здесь обслуживать, — объяснил капитан.
Спустившись на нижнюю палубу, я сразу понял, что о спокойной жизни больше не может быть и речи. Все вели себя так, будто не могли задержаться на теплоходе даже на минуту. Вена притягивала их сильнее магнита. Смех, да и только. Но едва я присоединился к своей группе, как тоже почувствовал, что должен немедленно очутиться на берегу. Немедленно!
Папа потянул меня за руку, и мы сошли на берег. Вдоль реки тянулся небольшой сквер, за которым густо переплетались железнодорожные линии. Набережная
Я почему-то подумал, что, может, именно в этом месте сидел у Дуная Штраус и сочинял свои вальсы. Лично мне они очень по душе. Папа тоже одобряет. И все мои знакомые. Кроме Женьки Новиковой, которая признает за настоящую только симфоническую, или, как она говорит, серьезную, музыку. Она даже на все концерты ходит. А я считаю, что Штраус тоже сочинял серьезно.
Автобусы помчали нас по широким венским улицам. Я, конечно, прилип носом к окну. Гид сказала, что сегодня мы совершим прогулку по ночному городу и поднимемся на гору Каленберг, откуда открывается чудесный вид на Вену.
Сперва я не увидел ничего стоящего. Темные улицы. Редкие цепочки фонарей. Самые обыкновенные дома и домишки, Крошечные магазины. Витрины их не освещены. На улицах хоть шаром покати — пусто. Ни машин, ни прохожих. А было, по местному времени, всего десять часов вечера.
— Рабочие районы, — ответила гид на вопрос «педагогики» и снова замолчала.
В первый же вечер я заметил у этой девушки такую особенность: рассказывала она нам только о том, что представляло Вену с выгодной стороны. О дворцах — взахлеб, о главных улицах — с восторгом, о каком-нибудь, извините за выражение, кабаке — в таких выражениях, словно все это было самое лучшее в мире.
А вот в рабочих районах она молчала. На наши вопросы отвечала неохотно. Если что и срывалось у нее с языка, так потом она долго сидела насупившись, красная как рак. И понадейся я только на гида, ничего не узнал бы толком о Вене…
Чем ближе подъезжали мы к центру города, тем ярче становилось уличное освещение, тем разговорчивее наша гид. За окнами побежали величественные здания, тенистые аллеи, сверкающие светом огромные витрины магазинов. И реклама, реклама, реклама… Она забиралась все выше и выше, карабкалась по крышам, сверкала над улицами.
Поворот. Еще поворот. И мы въехали в настоящее царство света. Это была одна из центральных улиц города. Здесь не было ничего главнее света. Он ослеплял, оглушал. Рекламы громоздились одна на другую, переплетались всеми цветами радуги. Они звали: «Купите! Купите! Купите!» Красиво, но уж очень много. Сквозь витрины сверкали лаком шикарные автомашины, подмигивали экраны телевизоров, нежились в электрическом море обувь, ткани, одежда.
Надежда Сергеевна заахала, заохала. «Ах, какая красота! Ох, когда же, наконец, у нас научатся такому?
— Ее сиятельство в родную обстановку попала!
Все захохотали. Конечно, кроме Надежды Сергеевны. Папа сделал мне выговор. Но больше она не охала. И, что удивительно, «педагогика» — мой злейший враг обернулся и пожал мне руку. Правда, при этом он пробормотал что-то вроде «устами младенца глаголет истина», но я сделал вид, что не расслышал…
В центре было мало пешеходов, но очень много машин. Они сплошными лентами, без конца и края, стояли у тротуаров. Одна к одной. Одна к одной. Что-то не видел я такого в рабочих районах!
Гид рассказала, что Вена засыпает рано. Магазины закрываются в шесть часов вечера, а в субботу — даже в два часа дня. Гуляют допоздна только иностранные туристы да богачи. Гид назвала их «состоятельными людьми». С большим трудом нам удалось выяснить, что магазинами в центре пользуются тоже только они. «На окраине все дешевле. Ну… и немного хуже по качеству», — объяснила гид.
А автобусы поднимались уже в гору, ловко маневрируя в потоке машин. Остановились на просторной площадке. Это и была гора Каленберг. Отсюда, с высоты пятисот метров, действительно открывался красивый вид на сверкающую огнями Вену. Но, честное слово, наша Москва с Ленинских гор в сто раз красивее. Да что там в сто — в тысячу!
С горы Каленберг сразу видно, что Вена намного меньше Москвы. И освещена Москва куда лучше. Здесь только в центре все горит и сверкает. А в нашей Москве всюду светло. У нас нет разницы между центром и окраинами, между главными улицами и рабочими районами. А в Вене это словно разные миры. Честное пионерское!
Проезжая на обратном пути через центр, мы обратили внимание на множество темных окон в домах. Разгорелся спор. Одни считали, что это окна всевозможных контор, другие утверждали, что это государственные учреждения.
Гид долго молчала, внимательно прислушиваясь к спору. Видимо, не хотела говорить правду. А может, ей это строжайшим образом запрещено? Ну, конечно, запрещено! Кто у нее хозяин? Капиталист. Так неужто он разрешит своим служащим говорить правду? Да еще советским туристам! И все же девушка не выдержала. Сказала как бы между прочим:
— В центре Вены тридцать тысяч пустых квартир…
Понимаете: тридцать тысяч!
— Почему? — поразился папа. — Неужели квартир больше, чем нуждающихся в жилье?
— Что вы Что вы?! Дорого… Очень дорого… Самая маленькая квартира — 1200 — 1 500 шиллингов в месяц…
— А средний заработок у рабочего какой? — это уже «педагогика».
Лицо гида залил румянец.
— Я… я… точно не знаю.
— Но все же? — настаивал «педагогика».
— Что-то около… около…
— Да вы не гадайте. Скажите нам по официальным данным, — подсказал кто-то из туристов.
Папа потом объяснил мне, чего стоят «официальные данные» у капиталистов. Нужно, к примеру, подсчитать, какой доход получает в среднем одна американская семья. Так знаете, как это делается?