Тайна королевы
Шрифт:
– Но если вы думаете, что действительно кто-нибудь проник уже к сэру Валентину, – заметил Кит, – где же остались лошади в таком случае? Вряд ли их повели в конюшни, да и вообще здесь не было бы так тихо, как теперь.
– А между тем старик видимо был чем-то очень взволнован, – сказал Гель задумчиво.
В эту минуту вдали опять показался огонек, послышались медленные тяжелые шаги, и на этот раз ворота широко распахнулись перед нашими путниками.
– Я проведу вас к сэру Валентину, – сказал Антоний, появляясь в открытых воротах.
Гель быстро вошел в них, а Кит Боттль повернул
Гель вошел в комнату, освещенную двумя свечами, стоявшими на столе, в одном углу комнаты помещалась большая высокая кровать. На столе среди других предметов виднелось большое распятие из слоновой кости.
На стуле, стоявшем между столом и кроватью, сидел довольно просто одетый человек. Не посмотрев ему хорошенько в лицо, Гель прямо направился к нему и, низко поклонившись, сказал:
– Слава Богу, сэр Валентин!..
– Вы ошибаетесь, сударь, – спокойно ответил ему этот человек, – я не тот, за кого вы меня принимаете.
Гель внимательно всмотрелся в лицо говорившего и убедился в том, что это действительно не сэр Валентин, а совершенно посторонний человек с серьезным бледным и сосредоточенным лицом.
С постели в это время раздался слабый голос:
– Добро пожаловать, Гарри.
– Как! – воскликнул Гель, быстро оборачиваясь к постели. – Неужели, сэр Валентин, вы ложитесь так рано?
– Нет, – ответил сэр Валентин, продолжая лежать неподвижно на спине, – вот уже два дня, как я прикован к постели, и мой милый врач говорит, что я пробуду еще в таком положении, по крайней мере, дней шесть.
– Да, раньше недели вам нечего и думать о том, чтобы встать с постели, – заметил доктор, которого Гель принял было за сэра Валентина.
– Меня ранили на дуэли, – заметил больной слабым голосом, обращаясь к Гелю.
Бедный юноша стоял, как громом пораженный. Сэр Валентин ранен, лежит в постели и не может встать еще дней шесть или семь, а офицер, которому предписано арестовать его, может прибыть каждую минуту. Нечего сказать, прекрасное положение!
«Постарайтесь каким угодно способом ускорить отъезд его за границу», – сказала ему королева, и Гель взял ее деньги и дал ей торжественное обещание исполнить ее желание: что бы ни случилось дальше, он должен приложить теперь все старания, чтобы исполнить свое обещание. Что это будет нелегко, не могло быть и сомнения, итак, в конце концов миссия его оказалась далеко не так проста, как она представлялась ему сначала.
V. Актер доказывает, что он дворянин
Сэр Валентин Флитвуд был худощавый человек с правильными чертами лица и впавшими щеками, его обыкновенно бледные щеки горели теперь лихорадочным румянцем. Его круглая большая борода была вся седая, но на голове еще виднелись темные волосы.
– Сэр Валентин, – сказал Гель, стараясь справиться со своим волнением и говорить спокойно, – мне надо сообщить вам кое-что с глазу на глаз. – Гель взглянул на доктора, тот заметно нахмурился от его слов; старый Антоний тоже остался стоять неподвижно у дверей комнаты
– Сэр Валентин теперь не в состоянии выслушивать что-либо, – сказал доктор, не повышая голоса, но очень решительно.
– Но дело это чрезвычайно важное, – прервал его Гель, однако сэр Валентин не дал ему договорить и сказал:
– Во всяком случае оно может подождать, Гарри. Я теперь не в состоянии говорить о делах.
– Но ведь необходимо сейчас же решить его, – ответил Гель, порываясь рассказать все, но сдерживаемый присутствием доктора и Антония.
– Это все равно бесполезно, – ответил сэр Валентин слабым голосом, – каково бы ни было решение, я все равно не могу его привести сейчас же в исполнение, я не могу пошевельнуть раненой ногой, черт ее возьми.
– Но!.. – воскликнул было Гарри.
Доктор вдруг решительно встал, Антоний тоже с угрожающим видом сделал шаг вперед по направлению к Гелю.
– Больше ни слова, юноша, – воскликнул доктор, – жизнь сэра Валентина…
– Но ведь речь именно идет о жизни его, – воскликнул Гель с жаром, – вы вмешиваетесь не в свое дело, сударь.
– Тише, Гарри, – заметил хозяин дома, – что касается моей жизни, она всецело в руках доктора, и видит Бог, я, право, не хочу еще умирать, не оттого, чтобы я боялся смерти, но потому, что жизнь моя нужна еще для других. И как это ужасно, что меня втянули насильно в эту глупую ссору, и вот теперь я прикован к своей постели. А мой враг… Послушай, Антоний, ты не знаешь, что с мистером Хезльхерстом? Как его здоровье?
– Не знаю, – угрюмо ответил старый слуга, мрачно глядя в сторону, как бы скрывая что-то от своего господина, чего последний, однако, не заметил, так как полог кровати мешал ему видеть лицо старика.
– Это мне хороший урок, впредь я не буду никогда вмешиваться в чужие дела, Гарри, и не стану заводить ссоры из-за пустяков. Дело в том, что у меня есть один сосед, Хезльхерст, молодой еще человек, мы с ним были едва знакомы и, конечно, не желали зла друг другу. К несчастью, два дня тому назад мы с ним встретились на перекрестке, поссорились из-за какого-то пустяка, и так как он наговорил мне дерзостей, мне пришлось, конечно, обнажить шпагу, чтобы проучить его. Кончилось тем, что нас обоих пришлось унести с места поединка на руках, оба были ранены, – я в ногу, он, кажется, в грудь. Интересно было бы знать, поправляется ли он. Антоний, разузнай потом об этом от его людей.
– Сэр Валентин, вы разговариваете слишком много, – заметил доктор. – А вы, молодой человек, видите, каковы наши дела. Если вы действительно расположены к сэру Валентину, то уйдете сию же секунду. Он непременно хотел, чтобы вас впустили сюда, не злоупотребляйте же его добротой.
– Но ведь то, что я должен сказать ему, касается именно его жизни, – начал было Гель.
– Я не желаю больше говорить о себе, – капризно заметил хозяин дома. – Расскажи мне теперь о себе, Гарри, ведь я уже давным давно не видал тебя и ничего не слышал о тебе. Ты ведь, кажется, отправился в Лондон и поселился там? Мое письмо, по-видимому, не оказало тебе никакой помощи. Как ты поживаешь, чем занимаешься?