Тайна красного чемодана
Шрифт:
Его обращение со мной возмущало меня до глубины души, но, помня наставления Софи, я сдержал себя и приказал подошедшему лакею принести и то и другое.
– Что вы находите интересного в этих марках, которые, как вы сказали сами, продаются на каждом шагу? – едко спросил я.
– Я ошибся, – спокойно ответил Дольчепиано. – Подождите немного. Ага! Вот и бумага. Возьмите пожалуйста, перо. Вы будете моим секретарем.
– Мне хотелось бы сначала понять, в чем дело, – сказал я.
– Понять? – бросил на меня саркастический взгляд итальянец. – Это будет не очень легко.
Он передал мне лупу и одну из лежавших перед ним марок.
– Что же дальше? – спросил я. – Это обыкновенная марка в десять сантимов, не представляющая собою, как вы сами сказали, ничего особенного.
– Так! А теперь посмотрите левый угол. Ничего не замечаете?
– Я вижу маленькую цифру, почти незаметную, – ответил я.
– Написанную рукой, не правда ли?
– Да.
– Значит, она была сделана не на почте. Теперь посмотрите на оборотной стороне марки, внизу, около зубчиков.
– Там стоят какие-то буквы, – сказал я.
– Соедините их, они составят слово.
– П… о… л… у… ч… е… н… ы… Получены, – прочел я.
– Так! – произнес Дольчепиано, беря у меня из рук марку. – Запишите, пожалуйста, цифру и это слово. – Я послушно записал на бумаге.
– 26. Получены.
– Это очень просто, – сказал итальянец, поняв мой вопросительный взгляд. – На каждой марке есть цифра и на обороте слово.
– Любопытно! – пробормотал я. – Но я не вижу, какое отношение?..
– Пишите дальше, я буду вам диктовать, – холодно произнес он. – К сожалению, некоторые марки наполовину испорчены и нескольких букв недостает. Вы готовы?
Я взял в руки перо. Он начал диктовать.
– 36 Рад… 4 план. 39. А. 14 Глуп. 5 прек. 40 Б. 29 Марсель. 38 Тел. 47 Раскаяние. 27 ден. 60 преступный.
– Все! – с сожалением в голосе, сказал Дольчепиано.
– Нельзя сказать, чтобы было ясно! – усмехнулся я.
– Потому что не полно и стоит не по порядку. Но подождите… давайте сюда бумагу. Цифры должны означать порядок букв. Попробуем переставить.
Он взял у меня из рук перо и стал записывать, а я читал у него через плечо.
– 1. 2. 3 план прек. 6 до 13 глуп. 15 до 25 получены ден… 28 Марсель. 30 до 35 рад… 37 Тел… А. Б. 41 до 46 раскаяние. 48 до 59. Преступный.
Дольчепиано самодовольно щелкнул языком.
– Все-таки это не ясно! – сказал я.
– Вы слишком требовательны или, вернее, не хотите понять, – ответил итальянец.
– Понять? Чего? – спросил я, внезапно охваченный тревогой.
– Того, что дело идет об очень недурно организованной секретной переписке. На каждой марке имеется слово и цифра, обозначающая порядок, в каком должны быть сложены марки. Это очень остроумно. В этом письме, по-видимому, не меньше шестидесяти слов, из них нам известны только шесть, не считая обрывков других шести, среди которых попадаются два инициала А и Б.
Я был ошеломлен.
– Что же это значит? – пробормотал я.
– Это значит, – расхохотался итальянец, – что ваша коллекционерша состоит в секретной переписке с моей родиной.
Я вздрогнул.
– Этого не может быть! – воскликнул
Между тем мои глаза не могли оторваться от двух поразивших меня слов: «раскаяние» и «преступный».
Что могли означать эти слова? Меня терзала мысль, что они могли быть обращены к Софи, к воспитаннице и наследнице господина Монпарно.
Мне сразу вспомнилась фраза Кристини, сказанная им во время нашего первого свидания: «Если убийство будет доказано, надо будет обратить внимание на предъявительницу страхового полиса».
И вдруг теперь кто-то писал Софи: раскаяние и преступный.
Но почти тотчас же, как эта мысль пришла мне в голову, я возмутился против самого себя. Как я мог допустить что-нибудь подобное! Что бы ни означали эти слова, Софи была тут ни при чем. Моя невеста не могла быть в сношениях с убийцей своего покровителя. На это у меня было неопровержимое доказательство. Она не знала, что страховой полис составлен в ее пользу.
Да и наконец, если бы она узнала о его существовании, он был составлен так недавно, что у нее не было никакой возможности организовать за это время убийство.
Я уже однажды предвидел угрожающую ей опасность и тогда же задал ей вопрос, может ли она удостоверить свое местопребывание в ночь, когда было совершено убийство.
Теперь опасность являлась в другом виде.
Эти марки могли послужить против нее серьезной уликой, как доказательство ее соучастия в убийстве своего опекуна.
И если бы существование их сделалось известным страховому обществу, оно дорого бы дало, чтобы иметь в руках подобный козырь.
А что, если вся эта история с марками есть не что иное, как интрига самого страхового общества, имеющего свои причины так или иначе скомпрометировать молодую девушку? – пронеслось у меня вдруг в голове.
Как выпутаться из этого положения? Что предпринять? Возможны были только два предположения: или эти слова не имели никакого смысла и попали к Софи совершенно случайно, или присылка этих марок заключала в себе чудовищную интригу. Я уже начал придумывать, как мне поступить, как вдруг из груди моей вырвался торжествующий крик.
– Допустим, – воскликнул я, – что эти слова имеют какой-нибудь смысл и ваши предположения справедливы. К чему же подобная таинственность? Особа, о которой идет речь, вполне свободна, писем ее никто не читает и она может получать их без всякого затруднения, не говоря уже, что ей могут адресовать на почту до востребования.
– Правильно, – спокойно ответил Дольчепиано. – Эта особа – мадемуазель Перади, не правда ли?
– Позвольте мне не называть ее, – сухо ответил я.
– К сожалению, это необходимо для дальнейшего развития моей идеи. Вы, помнится, говорили мне, что у этой молодой девушки есть жених, некто Антонин Бонассу. Именно эти инициалы А и Б и стоят на одной из марок, предшествуемые словом Тел., что, вероятно, означает: телеграфируйте или телефонируйте. Понимаете теперь?
Я невольно расхохотался. Это становилось забавным. Я понял, как легко может впасть в ошибку даже самый умный человек, руководствуясь только одними предположениями.