Тайна кротовой норы. Как поймать крота, найти смысл жизни и свое место в природе
Шрифт:
Способность рыть длинные подземные ходы совершенно не соответствует физическим размерам кротов. Когда я показываю клиенту мертвого крота, многие городские садоводы удивляются тому, насколько они малы. В нашем воображении досаждающий крот может вырасти до гигантских размеров. Но обычно клиенты не хотят видеть мертвого врага, а только лужайку, яркую, солнечную лужайку и аккуратную, ровно подстриженную
Крот нарушает искусственную безмятежность лужайки совершенно неприемлемым для некоторых людей образом. Садоводство – это не природа: оно использует законы природы и науки, чтобы установить нужный нам порядок. А у некоторых людей такая потребность все контролировать доходит до крайностей.
Однажды у меня был клиент, владелец аккуратного городского сада. Его изводила навязчивая мысль о том, что ветки шикарной магнолии несимметричные: с одной стороны их было больше, чем с другой. Ни одно живое существо никогда не бывает идеально симметричным, и именно в несовершенстве таится красота. Но этот человек пересчитал все ветки и отрезал часть их, чтобы добиться баланса. У него не было представления о том, чего он хочет, он понимал только то, чего он не хочет.
Я устанавливал у них ловушки для кротов, когда его бедная жена вернулась и увидела, как он весь в опилках, с новой электрической циркулярной пилой стоит рядом с уже практически обрубком магнолии. Обрубок был слегка наклонен вправо.
В одном из садов, в которых я работаю, есть обширная цветочная поляна, и каждый год я скашиваю на ней траву косой. Я пользуюсь косой, потому что она бесшумна и не загрязняет окружающую среду, но в первую очередь потому, что в этом случае у разной мелкой живности есть шанс убежать.
Кусторезы и косилки действуют на природу губительно: они убивают все на своем пути.
Лягушек, жаб и ежей они разрубают, превращая их плоть в месиво. Я делал это однажды, и меня заляпало кровью. Глубоко расстроенный этим бессмысленным убийством, я принялся искать альтернативные способы скашивания лужаек и обнаружил, что можно либо вложить тысячи фунтов в другую машинку, либо приобрести косу и научиться ею пользоваться. Я предпочел косу.
Камни в кротовых норах на лугу откалывают кусочки лезвия с моей косы, такой же острой
Косьба – физически затратная работа, требующая многочисленных пауз для отдыха, особенно с возрастом. А потому мне бывает приятно остановиться и приложить точильный камень к лезвию: когда камень ударяет о сталь, раздается милый звонкий звук, а потом такое «щих», пока он скользит по краю лезвия от основания к кончику. Обычно я провожу им три раза, чередуя стороны лезвия. А затем камень плюхается обратно в наполненную водой жестяную банку, висящую у меня на поясе, а я продолжаю косить или какое-то мгновение смотрю на птиц, переводя дыхание. Звук косы тоже приятный: долгое «свищ» с каждым взмахом. С косой вырабатываешь хороший ритм: размашистое движение от пояса, косишь справа налево, руки расслаблены и вытянуты.
Медленно продвигаясь вперед, шаг за шагом, срезаешь полосу до восьми футов шириной и оставляешь слева аккуратный рядок скошенной травы, а с лезвия падают на землю стебли травы. Свищ, шаг, свищ, шаг, свищ. Мне даже не приходится прилагать усилий, чтобы координировать движения с ритмом дыхания. Вдох вместе с замахом и шагом вперед, выдох – и я скашиваю траву. Длинным и медленным движением. Обычно у меня уходило два полных летних дня, чтобы выкосить весь луг. Теперь, когда я постарел, на это уходит больше трех дней. В следующем году я, возможно, вообще не смогу косить.
Я часто вижу, как впереди меня бегут, уворачиваются, прыгают в высокую траву, пытаясь спастись, маленькие существа. Коса не издает надсадного визга мотора и не выпускает дыма, и я могу слышать, как шебуршат в траве ежи, и аккуратно убрать их с дороги. Жабы и лягушки прыгают и ползут прямо передо мной, и тогда я замедляюсь. Или вдруг полдюжины лесных мышей стремительно пробегут мимо и нырнут в свои норки.
Конец ознакомительного фрагмента.