Тайна крови
Шрифт:
Договор обсудили быстро, внесли незначительные правки, на которых настаивал Харви. Кровать. Менять ради меня планировку своей сферы он отказался. Гад!
— Начнете сегодня, — порадовал старший Хартман, но поспешила его осадить, проставляя, с разрешения Оуэна, подпись в его планшете под договором.
— Нет. Сегодня я проведу вечер со своей семьей. Мне нужно поговорить с ребятами и подготовить их к переменам.
— Пункт о конфиденциальности, — предупредил Кайл.
— Я помню. Приступлю завтра.
— Отлично, — сухо процедил Харви. — Журналисты будут через двадцать
С этими словами голограмма Ползучего Великородия пропала. Чего это мы так невозмутимо нервничаем?
— Что ж. С Харви вы уже работали, будет действительно проще и дальше продолжать с ним, — согласился Сэймир. — Мне пора заступать на пост в сфере. Вызови, если понадоблюсь на конференции.
Вторая голограмма погасла, оставив нас наедине со старшим Хартманом. Циничным. Холодным. Жестким.
— Теперь мы можем идти? — негромко пролепетала я, бросая тревожные взгляды на Оуэна. Он совсем плохо выглядел. Держать лицо в присутствии пираний, которые только и жаждут его крови, давалось ему нелегко.
— Пожалуйста.
И столько в этом безобидном слове яда, что странно, как он сам от него пеной не изошел. Подскочила и бросилась к выходу с такой скоростью, словно за мной пустынный мертвоед гнался. Мы забрали Лоби и в полной тишине, окруженные мужиками в красно-черной военной форме пятого дистрикта добрались до пафосного волара с флажками и мигалками, принадлежавшего фету Сайонеллу. Точнее, посольству пятого дистрикта, но читай — Оуэну Голду.
Только оказавшись в воздухе, я смогла расслабленно вздохнуть и откинуться на спинку мягкого сиденья. Фет Сайонелл тоже откинулся и закрыл глаза.
— Вам необходимо поставить капельницу. Вашу руку, пожалуйста.
Лоби понимала, что сейчас не время для разговоров, любопытства и тем более упреков и нотаций. От нее требуется лишь обеспечить максимальный комфорт пациенту и заботу о его здоровье.
— Спасибо вам, — произнесла едва слышно, поскольку совесть душила похлеще обернувшегося вокруг жертвы питона. — Не представляю, где бы я сейчас была…
— В тюрьме. Уверен, представители конгресса обрывают планшеты Хартманов в этот миг и требуют немедленно с тобой разобраться. Заявить им о твоей искре они, понятное дело не могут, но ситуация незавидная.
Я прикусила губу, а вместе с ней и язык. Совершая побег, я думала лишь о себе и своей семье, но о том, что это произведет подобный фурор даже не предполагала. Все же Харви не обычный мужчина, а правящий и это все усложняет…
— Фет Сайонелл, старайтесь меньше волноваться, болезнь прогрессирует, — голос Лоби дрожал, но она старалась не выдавать своего волнения.
— Я успокоился. Ставьте капельницу.
— Я поставила.
В воларе повисло молчание. Сердце пропустило удар, пропустило другой, горло свело, словно в него песка засыпали. Оуэн Голд не почувствовал укола…
— Просто отвлекся на разговор, — рассеянно улыбнулся он, сжимая и разжимая руку, в которую сейчас втекало лекарство. Лекарство… Смесь витаминов. Увы, но ничего лучшего, чем мощнейший коктейль из нейростимуляторов и витаминов человечество от болезни Торкинсона придумать не смогло. — Сейчас
— Интервью? Вам в больницу нужно! Требуется покой!
— Александрин, совсем скоро у меня будет все время этого мира, чтобы спокойно лежать. Точнее, чтобы спокойно разлететься по всему дистрикту и лежать в разных его местах. Жизнь — она сейчас. Не будет никакого «потом».
В васильковых глазах плескалась озорная юность. Как так возможно? Душа не чувствует старости. Мне казалось, я точно такая же, как была в детстве, но тело выросло, изменились эмоциональные реакции и рассуждения, но не потому, что изменилась душа, а потому, что она втиснута в рамки, навязанные обществом. Если их убрать — я та же озорная девчонка, которая с радостью закинет ноги на диван и, устроив на коленях большую миску с рисовыми шариками, будет смотреть телепатовизор до вечера, или прокатится на каруселях, или будет бегать под дождем, закинув голову наверх и ловить ртом вкусные капли… В глазах старика сейчас я видела маленького мальчика, который отчаянно не хотел умирать, но которого поставили перед фактом. Он пытался успеть надышаться перед смертью, успеть сделать все самое важное. И почему-то самым важным для него стала я. Моя единственная ниточка, связывающая с отцом, скоро порвется.
— Не говорите так, — голос сорвался. Я повернулась на переднем сиденье и накрыла своей ладошкой сухую костлявую ладонь Оуэна. — Пожалуйста, не говорите о смерти, у меня крышу сносит от одной только мысли о ней.
— Мы договаривались, Александрин! В Тверддини должны были закончить твой костюм. Это неподалеку.
Водитель мигом сориентировался, нырнул в левый коридор и, приподнявшись над вставшими в воздушной пробке воларами, что дипломатическому транспорту дозволялось, проплыл над недовольными искристыми, которые были вынуждены ждать своей очереди.
Мой костюм оказался готов и, как обещал фет Сайонелл, разницу я почувствовала. Мягкая ткань не просто идеально облегала тело, она словно являлась второй кожей. Каждый изгиб, каждая складочка, каждая пуговичка — все на своем месте! Светло-серый жакет с глубоким вырезом и двумя пуговицами в районе живота, обтягивающая юбка-карандаш до колен с небольшим разрезом сзади, нежно-розовая шелковая блузка и жемчужно-розовые туфли на каблуке, под цвет новой сумочки. Траты я не одобряла, но мое одобрение никто не спрашивал.
С Лоби фет Сайонелл взял расписку о неразглашении всего, что она увидит и услышит, либо уже увидела и услышала, только с этим условием ей разрешили продолжить путь с нами. Ее присутствие, учитывая ухудшившее состояние Оуэна, было сейчас необходимо. Увы, но во мне и малой лекарской искры нет. В случае чего, она и сердце прикосновением ладони запустит, и в стазис сможет погрузить, чтобы успеть довести пациента до необходимых аппаратов. Цена ее возможностей — спасенная жизнь…
Следующим пунктом в нашем путешествии значилась высотка Питти Свит — сто один этаж, семь тысяч акул и одному богу известно, сколько фрилансеров, читай, пираний. Центральный канал во главе с сияющей Аландри Деморти тоже располагается там.