Тайна куртизанки
Шрифт:
– По крайней мере, я не брошусь на вас с одним из этих соблазнительных предметов, которые вы тут разбросали. И не в данный момент. – Она пыталась дотянуться до застежки на спине, но Грей быстро подошел и сам взялся за дело – Благодарю. Трудно без посторонней помощи надевать модное платье.
Грей наблюдал за ней, словно пытаясь разобрать ее на части, как ящик с секретом. Он ведь ее следователь, его задача – разобрать пленницу часть за частью. Невыразимо пугающе быть ящиком с секретом. Он застегнул последнюю застежку.
– Мэгги купила гребень.
– Мэгги Дойла? Вы хотите сказать, что все это принадлежит ей? Я удивлена. Дойл, окончивший Кембридж, покупал жене такие платья? И белье? Я представляла ее совсем другой!..
Грей не стал дожидаться, пока она возьмет гребень, и начал сам расчесывать ей волосы. Расчесывал и затем приглаживал рукой. Обычное дело, как заход солнца или пребывание в море. Мужчина делает это для принадлежащей ему женщины.
Анник посмотрела в зеркало. С припухшим красным ртом и придурковатым взглядом она выглядела как женщина, только что отдавшая кому-то свою невинность. Эпизод в ванне уже не казался ей столь очевидным, поскольку она сняла купальный халат. Грей превратился в джентльмена. На нем были вечерний сюртук темно-синего цвета и жилет в тонкую красно-белую полоску. Тяжелое кольцо с печаткой тускло поблескивало золотом, когда он вел гребнем по ее волосам. Не красавец. Но мужчины вроде Грея съедают красивых денди на завтрак дважды в неделю. Будь она глупой девочкой, то была бы ослеплена.
– Когда я сбегу из этой тюрьмы, я найду себе цыгана – моложе, загорелей и красивей, чем вы. Я буду заниматься с ним любовью в амбарах и стогах сена, пока не почувствую к нему то же, что сейчас чувствую к вам.
Она сказала это, чтобы задеть его, освободиться. Ей не понравилось то, что она увидела в собственных глазах, когда смотрела в зеркало.
– Надеюсь, ты довольна собой. Но ты не изменишь того, что между нами произошло, Анник. Даже с полсотней молодых цыган.
Она не хотела слышать правду. Она высвободилась и стала наводить порядок на туалетном столике.
– Нельзя любить своего тюремщика. Хотя тюремщики ошибочно полагают, что заключенные их любят. Если б вы не захватили меня, к этому времени я бы давно ушла. И через неделю вообще бы вас забыла. – Или через месяц. Или через год. Или никогда. – Все, что между нами произошло, было только физическим влечением.
– И это тоже.
– Я не хочу ничего чувствовать по отношению к вам. Понимаете? Вы можете себе представить, что такое не иметь даже ночной рубашки? Так зависеть от мужчины, что даже просить у него одежду? Это плохое основание для дружбы.
– Я знаю. Это делает ее намного труднее. Сегодня ты будешь со мной спать?
Он спрашивает. Не требует. Просто спрашивает. Анник не знала, как бороться с такой хитростью.
– Я могу отказаться?
– Конечно, можешь. В доме пять или шесть свободных комнат. Одна как раз напротив, через коридор. Я оставлю дверь незапертой. Придешь ко мне?
– Я очень глупа.
– Думаю это значит «да». – Он улыбался. Анник позволила ему победить.
– Я приду к вам на
– В коридоре холодно. Спи ночью со мной, в этой постели. – Он так хорошо знал ее, что почувствовал ее кивок. – Ты должна это сказать.
– Да. – Она совсем потеряла стыд.
– Давай закрепим твое решение.
Он прижал ее к себе, тело к телу, вдыхал запах ее волос, тихонько рыча. Анник тронуло до глубины души, что у него вызывает желание даже ее запах. Его руки тоже хотели ее. Она закрыла глаза, чтобы оказаться с ним в темноте. Все исчезло, кроме ощущений. Жар между ног распространился по телу. Она горела изнутри. Она была пьяна от этого. Она была…
Она была Анник Вильерс, а этот человек был ее врагом.
Она сразу отпрянула, тяжело дыша.
– Я сделала… – Ей пришлось заговорить снова: – Я сделала с вами ошибку. Потеряла себя.
– Ты еще не привыкла к этому.
– Не опекайте меня, месье. Я становлюсь безрассудной, если это касается вас. Так может случиться с кем угодно. – Пройдя босиком по комнате, она села на краешек стула. Мэгги Дойл обеспечила ее шелковыми чулками с белым узором. Изысканные. – Возможно, я обрету разум и буду спать одна. Кто знает? Вы не можете вечно меня запутывать.
– Мы запутываем друг друга.
– Но один из нас – тюремщик. Вы хотите, чтобы я это забыла. Вот почему вы так нежны. Что касается меня, то я предпочитаю искренность. Лучше изводите меня допросами. Тогда я вспомню, что пленница. Будь у меня хоть капля гордости, я бы не лезла к вам в постель, а играла шлюху.
Наступило молчание, оглушительное, как удар грома. Между ними потрескивало напряжение.
– Так вот что вы делаете? Играете шлюху? – Анник не смотрела на него.
– Я обучена делать это, если меня схватят.
– Пленница и тюремщик? – С ней разговаривал Грей, не Роберт. – Если только это, тогда приступим к допросу. Расскажи мне о планах Альбиона. Кто их тебе дал? О! Почти безупречно. Ты выглядишь удивленной и обиженной. Прекрасно.
Ее вдруг сковал холод. Потому что он был в гневе и потому что этот человек мог видеть сквозь ложь. А сейчас это единственное, что ей принадлежало. Она завязала подвязку, чтобы не спадали чулки.
– Я никогда их не видела, хотя все считают, что я ношу эти планы с собой, как кошка своих котят. Я не знаю почему…
– Ты носишь их в своей голове.
Анник окаменела. Он не может этого знать! Не может! Никто этого не знает!
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Каждая страница, каждый список, каждая; карта. Все это здесь, в твоей памяти, между Расином, Вольтером и Тацитом. Вот почему Леблан так и не смог их найти. Он не знает, где искать.
Она медленно надела туфли, которые он ей откуда-то принес. Нужно двигаться. Мозг отказывался работать. Он знает. Он знает! Как он может знать?!