Тайна Кутузовского проспекта
Шрифт:
— Тогда я изложу суть дела, а вы уж решите, вправе ли мне отвечать или нет, ладно?
Назарян и особист кивнули одновременно, однако Назарян при этом мельком глянул на большие часы с вестминстерским боем, стоявшие в углу кабинета.
— Итак, вчера шилом или, если хотите, штыком был убит киоскер Ястреб, имеющий… имевший выходы на человека, который контактирует с неким американцем… Ястреб сидел в одном лагере со спутником американца, — отбывал срок за садизм: до пятьдесят третьего был следователем МГБ… Номер «Волги» использовали с чужой машины, сворачивали отверткой, в ней
— Что значит старая гвардия, — заметил особист. — Весь доклад — две минуты.
— К понятию «старая гвардия» я чаще отношу Молотова или Кагановича, — отрезал Костенко.
— Мерзавцы, конечно, но работать умели, этого у них не отнимешь… Авиационные заводы во время войны ставили за три месяца, — заметил Назарян.
— Только потому, — сказал Костенко, — что Байбаков вымаливал у Берии дополнительное питание для каторжан, в основном партработников ленинской поры… Строили, действительно, быстро, но похоронили там не менее ста тысяч большевиков…
Словно бы стараясь уйти от этой темы, особист поинтересовался:
— У вас есть оперативные данные на американца?
— Я допрашивал его в свое время…
— Вы же не служили в ЧК…
— Этот американец меня интересовал с восемьдесят первого… Впрочем, — отыграл Костенко, — он был русским, эмигрировал, шел по моему профилю, по делу «катал». Аферы, но с выходом на мафию… Для вас, полагаю, он интереса не представлял… Другое дело — человек, который возил его на машине с фальшивыми номерами до пятьдесят третьего, повторяю, был майором или подполковником бывшего МГБ… Потом его судили и дали пятнадцать лет…
— Фамилия?
Костенко улыбнулся, ответив вопросом на вопрос:
— Фамилия? Если б я знал всех, кто сидел в Саблаге по делам Берии или Абакумова, я бы назвал фамилию…
— Ни фото, ни робота?
— Есть фоторобот.
— Можно взглянуть?
— Зайдите к капитану Строилову, он теперь шеф… Но по роботу его опознал убитый, Михаил Ястреб. Кличка у этого садиста была Хрен.
— Можно познакомиться с вашей разработкой? — спросил Ромашов.
— К начальству обращайтесь…
— Мы дадим наше заключение по металлу завтра к вечеру. Согласны, Иван Спиридонович? — Ромашов обернулся к Назаряну.
— Не успеем. Дня через три. И потом нам нужен этот самый штык… Завтра не успеем.
— Время теряем, — сказал Костенко.
— Мы пришлем ответ завтра вечером, — повторил Ромашов.
Дружески распрощавшись, уже возле двери, Ромашов остановил Костенко вопросом:
— Это поможет раскрытию обстоятельств убийства Федоровой, Владислав Романович?
Костенко сдержался, чтобы не повернуться на каблуках, так неожидан был вопрос. Положил руку на медную ручку массивной двери, спросил:
— У вас было слишком мало времени, чтобы узнать о моей причастности к расследованию
— Было. Еще в восемьдесят втором, когда меня перевели сюда… А до этого я работал в КГБ, слыхал о деле Федоровой, вашу фамилию знаю отменно… Если хотите перемолвиться парой слов — милости прошу, пропуск выпишут без свинской волокиты… Фамилию мою запомнили?
… Костенко решил было поехать на Петровку — новость с капитаном Строиловым его ошарашила, но потом сел в холле на диванчике возле рахитичной пальмы. Три кресла, две пепельницы. Странно, сейчас надвигается новая кампания — на этот раз против курения. Неужели начальство не понимает, что любой запрет рождает постепенный, но грозный протест миллионов?
Запретили водку — взвинтилась наркомания, самогон повсеместен, теперь ввели карточки на сахар…
Запретят курево — еще страшнее станет наркомания, спекуляция будет черной, хоть все внутренние войска против этого дела брось.
Разрешение — к добру, запрет — к гибели. Какой плод сладок-то? В том и штука, что запретный, это тебе не «Краткий курс», это — Библия.
Сколько ж времени он там просидит у Назаряна, подумал Костенко об особисте Ромашове. Наверняка сейчас к Назаряну потянутся люди с папками…
Действительно, через пару минут запыхавшись прибежали два сотрудника с папками под грифом, потом женщина, затем генерал с кожаным портфелем.
… Ромашов вышел через полтора часа. Не удивился тому, что Костенко ждал его, кивнул:
— Пошли ко мне. Отвечу, что помню.
Костенко достал фоторобот, показал Ромашову.
— Этого человека не встречали?
— Нет, — ответил Ромашов.
— Твердо?
— Абсолютно.
— Фамилии следователей Федоровой запамятовали?
— Один умер. Либачев, сдается мне. А Бакаренко, по-моему, жив, работал в ВОХРе Академии наук, но вроде бы оттуда погнали — спивается.
— Их сажали?
— Не помню. Кажется, из партии исключили.
— Звания и пенсии оставили?
— Сняли. А почему вас так интересует этот? — Ромашов кивнул на фото.
— А потому, что он сидел вместе с Ястребом… А Зою Федорову мучили садисты… И работал этот человек на руднике Саблага, где добывали тот металл, из которого сделаны шило и отвертка… Что из себя представлял Бакаренко?
— Говно. После ареста Берии развалился до задницы, руки тряслись, плакал…
— Тогда он боялся, что посадят, теперь-то страх прошел…
— Почему вы у Назаряна сказали, что у вас нет фото?
— Потому, что не знал о вашем участии в работе по Федоровой.
— Вот моя карточка, — сказал Ромашов, протянув Костенко визитку. — Давайте я допишу домашний телефон. Звоните, если чем могу быть полезен. От Назаряна ответ получите завтра. Металл действительно с рудников Саблага. Этого, однако, в назаряновском заключении не будет. Если встретитесь с Бакаренко, я дам вам заявление старого большевика Савушкина — на этом он дрогнет.
… На Петровку, после того как Костенко нашел домашний адрес Бакаренко, эксперты позвонили с квартиры Люды: ножичек для разрезания страниц книг сделан из такого же металла, что и шило с отверткой.