Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Примерно две тысячи. Не беспокойтесь, мы выстоим. «Если Бог за нас, кто может быть против нас?» Послание к Римлянам, глава тридцать первая, – с гордостью добавил он.
Нокс улыбнулся. Значит, этот неотесанный боевой лорд, который едва умел читать, может запомнить Писание? «Ах, Кальвин, если бы я мог разделить с тобой этот момент!» – подумал он.
– Это верно, – тихо сказал он. – Но даже Господу будет полезно хорошее снаряжение. Помните завоевание Ханаана? «Господь был с Иудою, и он овладел горою. Но жителей долины он не мог прогнать, потому что у них были железные колесницы». Книга Судей, глава первая, стих девятнадцатый.
Он
– Здесь редко говорят словами из Ветхого Завета, – заверил он. – Мы много изучали его в Женеве. Вы увидите, что скоро в каждой местной церкви будет Библия, переведенная на шотландский, и все будут свободно проповедовать Писание… – Он замолчал и откашлялся. – Но вернемся к нашим делам. Нам нужно оружие, чтобы сражаться с королевой и ее войсками.
– Я могу вооружить многих людей, – сказал Рутвен и широко улыбнулся, показывая крупные зубы из-под густой бороды, похожей на косматый мех. – Готов поручиться, что помощь придет и с южной стороны границы, от королевы Елизаветы. Ее знают как добрую протестантку.
– До вас дошли точные сведения? – взволнованный, Нокс повысил голос и снова пожалел об этом.
– Слухи и кое-что посильнее слухов. Дело сделано: парламент отверг католицизм «Кровавой Мэри», и Англия снова стала протестантской страной. Официально это случилось пять дней назад. Теперь в лице англичан вы имеете надежного союзника, а не врага.
– Теперь у реформатской церкви появился союзник, – поправил Нокс. – Английская королева никогда не простит меня за публикацию «Первого трубного гласа». Она приняла этот текст близко к сердцу, – что искренне озадачило его, – …и даже запретила мне проехать через Англию на обратном пути. Но ничего страшного, если она поддерживает истинную веру.
– Это так. Она отослала монахов, собравшихся провожать ее в парламент со своими церемониальными факелами. К дьяволу факелы, мы и так все прекрасно видим! – Рутвен рассмеялся.
– Это хорошо. – Нокс ненавидел монахов. Бритоголовые тупицы, которые вечно во все вмешиваются!
Королева-мать, пожилая Мария де Гиз, которую Нокс называл «французской коровой», приказала всем реформатским проповедникам обратиться в католичество к Пасхе; когда они отказались, она велела им предстать перед ней десятого мая.
«Ответом была моя проповедь на следующий день, та самая, из-за которой здесь, в Перте, начались бунты, – размышлял Нокс. – Теперь пусть встретится с нашей армией, если сможет пройти через руины своих папских храмов». Он громко рассмеялся, не заботясь о своем больном горле.
«И Бог избавил нас от перспективы возвращения ее дочери в Шотландию и на здешний трон, – подумал он. – Она до конца своих дней останется во Франции, среди шелков и разврата, а мы будем беспрепятственно вершить свои дела здесь. Благодарю Тебя, Господи. Теперь приведи нас к окончательной победе!»
XV
Раннее лето в Париже с его мягкой погодой, обилием цветов и зеленой листвы было приятным временем для французского двора. К тому же ожидался большой праздник: испанский король Филипп, этот многоопытный
Но, несмотря на дорогостоящие приготовления, суету на кухнях, подгонку доспехов и турнирные занятия, в Турнельском дворце ощущалось некое беспокойство, оно буквально витало в воздухе, хотя никто не хотел признаваться в этом. Екатерина Медичи постоянно хмурилась и казалась больше погруженной в себя, чем когда-либо раньше. Елизавета Валуа, которой было лишь четырнадцать лет, с тревогой ожидала отъезда из Франции в качестве третьей жены человека, чьи предыдущие супруги прожили недолго, а сама Мария переживала из-за скорой разлуки с Елизаветой, которая стала ей почти сестрой, очередной болезни Франциска, но больше всего из-за новостей из Шотландии. Ее мать была больна и со всех сторон окружена реформистскими мятежниками во главе с Джоном Ноксом. Разразилась настоящая война со множеством убитых и раненых с обеих сторон. Возглавляемые протестантскими лордами и подстрекаемые проповедями Джона Нокса, шотландцы сеяли разрушения, а их армия напала на правительственные войска.
К тому же они получали поддержку из Англии. Королева Елизавета тайно посылала деньги для помощи мятежникам. Оставшись без этой поддержки, они бы уже были разбиты.
«О мама! – думала Мария, одеваясь для выхода на турнир, который являлся частью вечернего праздника. – Если бы я только могла увидеть тебя, быть с тобой… Мы так долго не виделись. Прошло уже восемь лет после твоего чудесного визита во Францию, восемь долгих лет… Я должна найти способ снова увидеть тебя. Возможно, я смогу приехать в Шотландию…» Желание было острым, как физическая боль, – мучительное томление, от которого перехватывало дыхание.
Перед каретой с позолоченными колесами, ехавшей на турнирное поле возле улицы Сент-Антуан, бежали герольды, кричавшие: «Дорогу! Дорогу Ее Величеству, королеве Шотландии и Англии!» Казалось, она делает что-то ради своей матери, наносит скрытый удар ее противнице, королеве Елизавете. Ее былое восхищение умом Елизаветы сменилось возмущением теперь, когда этот ум был направлен против ее матери. Она улыбалась и махала людям, приветствовавшим ее, а английский посол Николас Трокмортон подмечал все для составления доклада, который отправится в Лондон.
Мария заняла место на галерее для зрителей над улицей Сент-Антуан рядом со своим дядей-кардиналом, который уже выглядел утомленным.
– Я хотел бы иметь по одному ливру за каждый турнир, на котором мне доводилось присутствовать, – произнес кардинал, брезгливо отряхнув мантию. – Тогда я бы собрал больше, чем церковь получает за индульгенции, по словам Лютера. Конечно, никто не может вступить в брак, родиться на свет или быть коронованным без очередного турнира. Зрелище – это хорошее вложение капитала, если его разумно использовать. Но это… – он сделал пренебрежительный жест. – Пустые траты. Кто его увидит, кто будет потрясен этим зрелищем? Только не Филипп. Его здесь нет. Он не считает это событие достаточно важным даже для того, чтобы покинуть Испанию!