Тайна Медонского леса

Шадрилье Анри

– Проглядите хорошенько бумаги, поищите… – сказал журналист. – Дело идет, может быть, о каком-нибудь наследстве… Может быть, у меня окажется какой-нибудь родственник, застрелившийся в Медонском лесу.

Николь привстал со стула и пристально поглядел на Медерика. Не страх, не удивление работали в эту минуту в душе Николя, его просто заинтересовал этот с неба свалившийся клиент, этот новый Мартен.

– Вот так сцена! – сказал он себе. – И что за любопытный субъект.

Но, сейчас же овладев собою, Николь проговорил совершенно хладнокровно:

– К

сожалению, никак не могу припомнить дела, по которому вы были вызваны в мое бюро; но если вам угодно подождать немного… Секретарь мой должен сейчас вернуться, он, конечно, найдет это дело в своих бумагах.

– По всему видно, что толку будет мало, – пробормотал себе под нос недовольный Медерик.

– Кто бы это мог быть? – спрашивал себя между тем Николь.

Появление Фрике разрешило загадку.

– Господин Николь, – начал гамен, входя в комнату и не замечая Медерика, – в воскресенье на бегах…

Но Николь жестом указал ему на нового посетителя. Взглянув на Медерика, Фрике даже припрыгнул и, нисколько не скрывая своего восторга, радостно вскричал:

– Наконец-то хоть один явился! Это добрый…

– Журналист? – спросил Николь.

– Он! Он самый.

Удивляться на этот раз была очередь Медерика.

– Вы меня знаете? – спросил он.

– Я не знаю вас, – ответил Николь, – но был уверен, что вы придете. Я предвидел это. Ваше посещение вызвано заметкой Гедена. Фрике знает вас, сударь, спросите у него, прав ли я.

Медерик терялся в догадках, он ничего не мог понять. Было только ясно: история американца – искусная ловушка, и люди эти знали, что слова «Медонский лес… умерший» должны беспокоить его, Медерика. Следовательно, людям этим что-нибудь известно.

– Я не знаю, кто и что вы такое, – ответил он. – Тут есть какая-то непонятная для меня тайна; а скрыть стараются всегда что-нибудь недоброе. Потому я сочту за лучшее оставить без внимания все ваши хитросплетения и ловкие подходы. Вы говорите, что этот молодой человек меня знает; очень может быть, что это и правда, но я не имею с ним ничего общего.

– Ах, сударь! – с горечью вскричал Фрике. – А я считал вас таким добрым, великодушным… Я воображал, что вы не откажете нам в помощи, в содействии… Хорошо! Я скажу вам всю правду. Знайте же, что неделю тому назад я был в лесу во время известной вам дуэли. Я все знаю, я все видел. Приемный отец мой приютил раненого у себя и обвиняет меня в убийстве. Можете понять, что мне очень желательно доказать свою невинность.

– А я? Я ищу сюжет для драмы… – сказал себе Николь.

Искренность, звучавшая в словах юноши, поколебала недоверчивость журналиста.

– Вы все еще сомневаетесь, не верите… – продолжал Фрике. – Поедемте со мной в Кламар, и вы убедитесь, что я не лгу, что говорю истинную правду. Вам там покажут раненого.

Медерик уступил. По дороге Фрике рассказал ему все, что они сделали с Николем. Им оставалось только узнать имя противника раненого незнакомца; но Медерик не счел нужным назвать это имя.

Чувство самосохранения подсказывало ему быть осторожным и не вмешиваться в это дело. В Кламар он ехал единственно из желания узнать поскорее судьбу человека, раненного Марсьяком, чтобы раз и навсегда покончить с этим беспокоившим его вопросом.

Приезжают они к Лефевру. Старик сидит у окна. Сияющий, радостный Фрике еще издали кричит своему благодетелю:

– Вы требовали доказательства, мосье Лефевр, оно у меня в руках!

– Убирайся к черту со всеми твоими доказательствами! – с досадой махнул рукой Лефевр.

– Но, сударь… Где же ваш раненый? – осторожно осведомляется Медерик.

– Раненый! Он умер и уже схоронен.

– А имя его? – умоляюще спросил Фрике. – Знаете вы его имя?

– Разве мертвые говорят свое имя? – ответил Лефевр и решительно откланялся непрошеным гостям.

Те, обменявшись растерянными взглядами, отправились обратно в Париж.

– Умер!.. – повторил про себя Медерик. – А Викарио, не далее как вчера, уверял меня, что он поправился и уехал отсюда…

– Что же теперь делать? – размышлял Фрике.

– Умер! – повторял Медерик. – А префект ничего не знает – хороша полиция!

IX

Бега в Венсене

С того времени, как развилась в обществе страсть к лошадям, развилась и страсть к безобразным, чудовищным пари. Все, от мала до велика, волнуются и спорят на бегах и скачках, и потому нет ничего оживленнее, оригинальнее скачек и конского бега. Публика, посещающая бега, делилась по сословиям.

Поршефонтен, ла Марш, Фонтенебло посещались преимущественно высшим классом. В Шантильи толпа не так многочисленна, как в Лонгшане, но зато в ней господствует избранная публика, а буржуазия отсутствует.

В Венсене толпится разношерстная публика. Там можно встретить и настоящего джентльмена, ярого любителя лошадей, и простого работника, мастерового, который на последний заработанный франк выставляет литр вина на ту или другую лошадь. Тут и мы можем встретить много знакомых лиц.

У самого барьера ипподрома стоит Буа-Репон, нетерпеливо ожидающий возвращения Викарио.

Испанец отважился перешагнуть заветную преграду, чтобы обстоятельно расспросить жокея о шансах на успех своего фаворита.

Медерик расхаживал в толпе, раскланиваясь направо и налево, встречая на каждом шагу знакомых, расточая любезные улыбки дамам, пожимая руки приятелям и помечая что-то в своей записной книжке для фельетона.

Карлеваль стоял возле одного из разрисованных вензелями экипажей, представляющих загадочные иероглифы для непосвященных и служащих источником дохода для посвященных. Отставной биржевик Карлеваль заманивал нового клиента. Агентство, к которому он принадлежит, еще недавно испечено, еще не пользуется известностью; надо, чтобы публика видела, что богатые олухи вкладывают в него свои деньги, тогда и средний слой сделает то же самое.