Тайна моего отражения
Шрифт:
– Мама может сделать!
– Не надо вовлекать твою маму. Что ты будешь ей объяснять? Кто я такой и зачем еду? Лучше попросить кого-то из твоих отдаленных знакомых и даже из соображений предосторожности – я пока не могу оценить, насколько опасно это предприятие…
– А второй вариант?
– Купить тур. Но он хуже тем, что сроки ограничены, и, хотя я не собираюсь там задерживаться, – это все же неудобно.
– Слушай, – сказала я, – что мы голову ломаем? Я сама тебе сделаю приглашение! Пойдем в русское консульство и сделаем на месте!
– Превосходно. Я не подумал о такой возможности.
– Ты можешь при этом остановиться у нас, у мамы.
– Но как ты ей это объяснишь?
– Придумаю.
Джонатан так посмотрел на меня, что у меня улыбка сошла с лица и мне сделалось неловко. Я, кажется, пошутила… Я толком сама не знала, и он тоже не знал и смотрел на меня серьезно и вопросительно.
– Ну надо же маме как-то объяснить… – растерянно добавила я, не зная, как ответить на взгляд Джонатана.
Он отвел глаза:
– Лучше будет, если я остановлюсь в гостинице.
– Это очень дорого, – не слишком настойчиво возразила я.
– Не проблема, – сухо ответил Джонатан.
Я не стала спорить.
Почему он так посмотрел на меня? Что за вопрос был в его глазах? Нет, вопрос я знаю, понимаю какой: насколько серьезно то, что я говорю… Вот только был ли это вопрос гомосексуалиста, который испугался, что на его голову сваливается проблема, которую он не в состоянии решить, или вопрос мужчины, влюбленного в меня, для которого важно убедиться во взаимности? Я не знала…
За столом воцарилось напряженное молчание. Джонатан подлил мне вина и спросил, что я буду пить после ужина: кофе или чай. Кофе, сказала я. И снова воцарилась тишина.
Я была убита этим напряжением, которое возникло между нами. Все, что у меня теперь оставалось, – это Джонатан, и портить наши отношения мне совсем не хотелось. Ну ладно, думала я про себя, играешь ли ты со мной или действительно влюблен и не хочешь открыто проявлять свои чувства, – что бы то ни было, это сейчас не самое важное. Конечно, в другое время я бы непременно занялась разгадыванием этой загадки, столь щекочущей мои нервы, но сейчас самым важным, самым насущным было сохранить ту дружбу, которая возникла между нами, не вдаваясь в подробности, с чем она перемешана, чем приправлена, что в ее подтексте и перспективе. Мне были необходимы его участие и его поддержка – позарез необходимы, больше всего на свете. «Так что, – сказала я себе, – самолюбие побоку, загадки тоже – срочно мириться!»
– Я уберу со стола, – сообщила я по возможности легко.
Джонатан вскинул на меня свои прозрачно-серые, ярко обведенные черными ресницами глаза.
– Вместе уберем, – сказал он.
Разговор был более чем несущественный, но он почувствовал и принял мое невысказанное предложение не ссориться, не осложнять наши отношения… Я ликовала. Он у меня есть, Джонатан, он есть, и будет, и никуда не денется, потому что он сам хочет у меня быть. Значит, я могу на него положиться. Боже мой, я никогда не думала – или просто никогда не бывала в таких переделках? – что это так важно: иметь верного друга, на которого можно положиться! И это ужасно, когда у вас такого человека нет. Особенно когда вам хреново…
Я так заметно повеселела, что Джонатан улыбнулся – как мне показалось, тоже с облегчением. Он сварил кофе, достал печенье. Мы снова сели за стол. Мне сделалось так уютно и хорошо, что я даже попросила его поставить музыку. Оказалось, что он тоже любит джаз, и голос Армстронга забасил: «What a wonderful world…» То есть как прекрасен этот мир. И я с ним готова была согласиться…
Как вдруг Джонатан произнес:
– Если хочешь, можешь у меня остаться.
Бум! Все то благодушие, на которое я себя с таким трудом настроила, улетучилось мгновенно. В моей голове снова заметались вопросы:
Уф, сколько вопросов и ни одного ответа. А Джонатан смотрит на меня, ожидая. И сейчас поймет, что я испугалась и напряглась, и опять сделается сух и сдержан!
– Я… А я тебя не стесню?
Я выпалила, не думая. Это означало согласие, и я не знала, правильно ли было соглашаться, но мои губы сами произнесли вежливую фразу – кажется, больше всего на свете я сейчас боялась осложнить наши отношения.
– Я бы иначе не стал предлагать.
Ну вот, его голос уже сделался суховат. Заметил, негодник, мои колебания.
– Это очень мило с твоей стороны, – улыбнулась я. – Мне действительно не хочется сейчас возвращаться к себе. Там так одиноко…
И мне сделалось так жалко себя, такую бедную, что я чуть не заплакала.
– Ну вот и отлично.
Он как-то искоса глянул на меня и понес чашки на кухню. Я потащилась за ним.
– Я хочу еще кофе, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
– Сейчас сварю.
Ледок никак не растаивал.
Джонатан уступил мне свою кровать в спальне, а сам постелил себе на диване в гостиной. Ночь сгустилась, обволокла меня своей непроглядной темнотой и тишиной. Не спалось. Я слышала тиканье будильника у Джонатана в гостиной и даже, кажется, его дыхание, которое было спокойным и ровным… Настолько ровным, что я стала подозревать, что он вовсе не спит, а только прикидывается. О чем он думает? Ждет ли чего-то? От меня? От себя? От этой ночи?.. Вспомнилось, как он мыл меня в ванной. Все его движения, его взгляд выдавали, что он прекрасно понимает, насколько эротично и провокационно это действо. Но снова вопрос: это была провокация мужчины, который делает некоторые, возможно даже хорошо рассчитанные шаги в деле моего соблазнения, или это была провокация гомосексуалиста, прекрасно знающего, что между нами ничего не будет и быть не может, но которому льстит собственная способность завести женщину?
У меня опять оказались сплошные вопросы, одни вопросы без ответов. Как странно повернулась моя судьба: в моей жизни, до сих пор немудреной и ясной, как детская книжка, наступил период, когда я завалена вопросами с ног до головы, и я сижу внутри этой кучи, боясь шелохнуться от страха… Кто я сама? Кто мои родители? Кто мне моя мама? Кто мне Джонатан? Кто мне Игорь, в конце концов? И где он?
Я представила, как приеду в Москву, остановлюсь у мамы, поеду на «Динамо», открою своим ключом нашу дверь… Увижу ли я там чужую женщину, расположившуюся по-хозяйски в нашей квартире? Пахнет ли она на меня пустотой, как гостиничный номер, из которого съехали постояльцы? Но где я тогда буду искать Игоря и что думать о его отсутствии? Ведь если не женщина, то должна быть какая-то другая причина тому, что он не звонит, не ищет меня… А вдруг?..
Мне сделалось не по себе. До сих пор я не предполагала, что с Игорем могло что-то случиться. Если что-то и случилось – так это со мной! Это я пережила кошмар взрыва, боль ожогов, больницу, кому Шерил… Как-то на этом фоне представлялось, что с ним ничего не может произойти плохого. Но теперь, в этой кромешной бессонной ночи, взнервленная всеми событиями ушедшего дня, напряженная близостью подозрительно ровно дышащего Джонатана, я вдруг испугалась за Игоря. Более того, это было похоже на правду, потому что единственно это предположение объясняло, почему он мне не звонит! Ему плохо, он заболел, он в больнице!!!