Тайна наследницы
Шрифт:
Старший в камуфляже внимательно следил за обыском. Когда работа была закончена, скомандовал:
— Забирайте все. Исчезаем.
Один за другим трое скрылись за дверью, и тут послышался приглушенный вскрик. Старший вскинул автомат, полоснул длинной очередью по окнам. На его шею упала петля. Захрипев, он выронил автомат.
— Отпускай, — крикнул Росомаха.
Потерявшего сознание старшего группы быстро и надежно связали. Росомаха дал ему понюхать нашатырь. Тот, фыркнув, тряхнул головой.
— Жив, милый, — похлопал его по щеке Росомаха и заклеил рот связанного скотчем. Потом склонился к Прокофьичу. Прошептал: — Припоздали мы. —
В комнату вошел Дед. Все поняв, шагнул к связанному и вытащил нож.
— Нет, Дед, — схватил его за руку Росомаха, — надо узнать, от кого и на кой приходили.
Связанный что-то промычал.
— Освободи рот, — велел Дед.
— Режь, дедуля, — облизав губы, усмехнулся старший группы налетчиков. — Я ни хрена не скажу. А тебе недолго жить осталось.
— Значит, герой… — прошептал Дед. — Когда все расскажешь, я тебя буду еще трое суток убивать. Пакуйте его и на заимку ближнюю. — Присев около брата, заговорил: — Странно все как-то. Я ж тебя все время придурком считал. Пару раз даже грохнуть хотел, чтоб не мешал. Ты же, старый хрен, многим жизнь спас, а тебя — раз и, как белку, пулей в голову. Хорошо хоть не мучили. — Он вздохнул и встал, закрыв брату глаза. — Я найду всех, кто хоть как-то причастен к этому. Найду. — Дед подошел к Росомахе: — В общем, вот что… Сделай так, чтоб все знали, что помер он от инфаркта. И заключение, и все остальное, чтоб было как надо. Ежели хоть кто-то прознает, что Феликса убили, разбираться не стану, всех на китайские горшки посажу.
Горбясь, он вышел.
Приехав на заимку, Дед сразу приступил к допросу:
— Фамилия, имя, отчество…
— Да иди ты, сука старая, — плюнул ему в лицо пленник.
Подошла Анна и вытерла Деда.
— Ладно, — кивнул он, — несите китайский горшок. Через десять минут в очко пролезет крыса. Ты почувствуешь боль и начнешь говорить. Через пятнадцать минут она будет грызть желудок. Боль адова. Будешь просить убить тебя. Говорить ты начнешь через две минуты. За семь минут я узнаю все, и восемнадцать минут тебя будут грызть внутри. Потом кровь пойдет изо рта и носа и ты сдохнешь. Несите горшок.
— Я все скажу! — испуганно завопил пленник. — Меня послали Песковатские. Им нужен адрес твоего внука.
— Привязывайте, — велел Дед.
— Я все скажу! — продолжал вопить пленник.
— А мне уже неинтересно, — вздохнул Дел.
Налетчика посадили на железную табуретку с приваренной к ней клеткой, в которой металась большая крыса.
Сиротин, срезав масленок, положил в уже полное ведро. «Хорошо набрал», — подумал он, но, увидев еще три, присел и замер.
— Там они, — тихо говорил мужчина. — Мы должны взять, сколько успеем, за пятнадцать минут. Вы держите бульдозеристов, вы — монтирщиков.
Послышался шорох удаляющихся шагов. Поднявшись, Сиротин увидел шестерых вооруженных обрезами мужчин в масках, вскинул двустволку и ударил из обоих стволов. Перезарядив ружье картечными пулями, выстрелил в ноги стоявшего в стланике. Тот упал. Левое плечо Виталия обожгла горячая боль, и он присел за кустом, но, услышав впереди мат и звуки ударов, вскочил. Матерясь, Марецкий молотил кулаками сразу двоих.
— Один вправо ушел! — крикнул Сиротин.
— Никуда он не ушел! — откликнулся бородатый бульдозерист. — Мы его тут добьем или в ментовку полуживого все ж сдадим?
— Лучше
— Плечо вскользь, — махнул рукой Виталий. — Хорошо, я за грибами пошел. А то бы…
— Да уж, давненько на наш участок не нападали.
— А ведь там никого! — спохватился второй бульдозерист и, схватив двустволку, побежал вниз по склону сопки к отвалам.
— Ты вот что, позвони Князю, — сказал Анне Дед. — Он наверняка про этих самых Песковатских в курсе. Пусть говорит, кто такие и с чем их сожрать можно. Про брата ни полслова. Просто скажи, интерес, мол, Дед к этим самым Песковатским имеет. Большой интерес.
Когда Анна связалась с Князем, Дед взял параллельную трубку. Выслушав ее, Ваныч сказал:
— Я понял. Сегодня вылетит Поп и все про этих козлов растолкует. Хотя нет, — передумал он, — Малыш полетит, у него там дела есть. А чего это Дед вдруг ментами интересоваться начал?
— Менты, значится, — положив трубку, вздохнул Дед. — Вот кто интересоваться Мишкой начал. Внук им нужен. Поэтому и собрали все письма и бумажки. Схвати они братана, он бы сдал… Выходит, хорошо, что убили. И в тайге сызнова бандюки появились. Марецкий со своими — молодцы. Надо сказать, чтоб отметили мужиков. Ну премию какую дали и отпуск оплачиваемый. Ведь Сироту даже подранили трохи. Да… Не пойди он по грибы, была бы кровь на участке. Марецкий просто так не дал бы золотишко хапнуть. Брата похороним завтра. Никого звать не стану. Сами закопаем и помянем… А ведь не жаль мне его. Даже вроде как доволен я тем, что узнал, кого интересую. Значит, все ж фигура я на этой доске, — усмехнулся он. — Но надо решать, как быть и что делать. Я ж помереть скоро могу, уже шестьдесят два. Но пока, тьфу, тьфу, тьфу, — плюнул он через левое плечо, — ни на что не жалуюсь. Но сколь годков мне еще отпущено? Может, завтра кто пулю всадит. Меня ж ненавидят все… Вот ты как ко мне относишься? — спросил он Анну. — Не боись, правду говори.
— Правду? — посмотрела она на него. — Боюсь я вас и ненавижу. Боюсь, потому что страшный ты человек, Дед. Даже имени у тебя нет, Дед и Дед. А ты не думал, каково мне, матери, сына не видать? — На ее глазах появились слезы. — Постоянный страх — вдруг прознают, чей он внук. А еще, — она опустила голову, — я молодая, здоровая баба, а мужика не имею уже сколько…
— У всех вас одно на уме, — вздохнул Дед. — Я же предлагал, поменяй фамилию и выходи замуж, за кого пожелаешь.
— А сын как же? Дай мне с ним уехать! — упав на колени, взмолилась Анна. — Никто знать не будет, чей он внук. Он фамилию поменяет…
— Хрен те! — прорычал Дед. — Мишаня последний из фамилии моей! Нету более никого, тока от него мой род продолжиться может. Знаешь, почему у брата не было никого? Ему в девятнадцать лет шатун когтями мужское хозяйство вырвал. Он выжил, первое время все покончить с собой желал. Но потом вроде смирился. А погиб из-за своего двоюродного внука. Ищут Мишку, ты понимаешь, дурища, али нет?! — орал он. — Потому как нет у меня места, куда больнее вдарить можно. Я смерти не боюсь, только Бога молю, чтоб дал возможность Мишку вырастить. Ну пока он для жизни такой не созреет. Счас вид, ипть чего делается. Бьют и убивают кого ни попадя. И сами менты, вона, вовсю пуляют. Любого счас похоронить запросто можно. Никто и не спросит…