Тайна нефритового голубя

Константинов Евгений Михайлович

– Не смей ее трогать! – закричал он и принялся молотить ничего не понимающего дружка по рукам. – Это же Настенька, Настенька!

* * *

Выбравшись на берег, Лексий и Андрей долго не могли отдышаться.

– Когда ты в последний раз был у нее? – наконец спросил Лексий.

– В пятницу ночью.

– Успешно?

– В каком смысле? – не понял сначала Андрей, но потом догадался, о чем речь. – А, н-нет. То есть, можно сказать, успешно наполовину.

– Ты можешь, конечно, снова вдарить мне по морде и получить в ответ, – сказал Лексий и весь напружинился. –

Но ты мне брат и поэтому знай, что в четверг ночью у нее был я. И успешно.

Андрей вжал голову в плечи, словно его ударили сверху.

– А чтобы не распускал ручонки шаловливые, она тебе тоже говорила? – после долгого молчания спросил он.

– Ты что? Попробовала бы она мне что-нибудь подобное сказать!

– Знаешь, Лексий, мне всегда казалось, что если я буду во что-то очень сильно верить, о чем-то постоянно думать и желать, то обязательно этого достигну.

– Правильных книжек начитался, да?

– Не в книжках дело. Я вот, к примеру, думаю, что человек вполне может и будет жить до тех пор пока сам этого хочет. Ну, допустим, попаду я в аварию, переломаюсь весь, начну с ума сходить от боли… Но до тех пор пока буду терпеть и не скажу себе, что от этих мучений и от жизни отказываюсь, то не помру ни в коем случае.

– Ты к чему это клонишь? – насторожился Лексий. Перед его глазами вновь возник хрипящий, высунувший язык Тереха, в шею которого все глубже вдавливается гитарная струна. Это воспоминание уже несколько раз навязчего загружало его мысли, и Лексию приходилось делать усилие, чтобы отогнать его прочь.

– Ни к чему я не клоню. Вот мне, например, кажется, что человек вполне может научиться летать, или под водой бешеное количество времени находиться, если ему очень приспичит.

– Ну?

– И только одного человек не может добиться – заставить другого по-настоящему полюбить себя. Понимаешь?

– Я-то как раз понимаю, – усмехнулся Лексий. – Это, по-моему, ты понять не можешь, что если она тебя не любит, то и тебе не стоит понапрасну лбом об стенку биться. Забудь ты ее к чертовой матери и не мучайся.

– Думаешь это так легко?

– Да уж полегче, чем кое-что другое забыть. Или летать научиться…

– Олежа! Андрей! – из-за зарослей крапивы выскочила Настя с узлом тряпок в руках. – Вы здесь купаетесь, а там Петлюра нашего Шурика в монастырь потащил к тайнику какому-то. Он его убить может. Адмирал уже побежал туда, и вы быстрей собирайтесь. Вот одежда, – она бросила им узел, который был ничем ином, как скомканными рубашками, брюками и завернутой в них обовью.

10 июля 1977 года. Воскресенский собор

Адмирал, мокрый от пота, вбежал на территорию Новоиерусалимского монастыря через главные ворота под Надвратной церковью. За всю дорогу он ни разу не позволил себе остановиться или хотя бы замедлить бег. В армии кросс на такое расстояние расценивался, как пустяковая пробежка, но сейчас, после пикника, было тяжко. Невыносимо хотелось пить или хотя бы сполоснуть горло, чтобы исчезла тягостная сухость во рту, и Адмирал очень пожалел, что не задержался на полминутки у родника.

Теперь необходимо было проникнуть в Воскресенский собор и отыскать там Шурика. Но где вход? Адмирал побежал вокруг собора, надеясь увидеть дверь или

какую-нибудь лазейку в него, и не обнаружил ничего, кроме подобия деревянной лестницы без перил, ведущей под острым углом на самую верхотуру. Времени на дальнейшие поиски входа терять было нельзя. Понимая, что каждую минуту другу грозит реальная опасность, он начал торопливо взбираться вверх по лестнице.

По-видимому, ей пользовались не часто – деревянные брусочки, заменяющие ступени, были плохо обструганы. Где-то на одной трети пути в большой палец впилась зверская занозища, и Адмирал, отдернув руку, чуть не сорвался вниз. Однако удержался и, немного переведя дух, полез дальше. Когда лестница кончилась, он спрыгнул на покатую железную крышу, загремевшую под ногами, подбежал к высокому, в два человеческих роста окну, и через него проник внутрь собора…

* * *

Пока Шурик не напился воды и не умылся в роднике, ему было наплевать на все в этом мире. Петляев и Ирина снова связали ему руки и повели в монастырь, но теперь уже мысли Шурика крутились только вокруг одного – как бы удрать. Он понимал, что если даже друзья и начнут его искать, то вряд ли сразу направятся в монастырь. Оставалось надеяться только на себя, а шанс вырваться и спрятаться или убежать, пусть и связанному, мог представиться только в самом соборе, где Шурик знал каждую лестницу, каждый поворот и темный уголок, не говоря уже о подземном ходе.

Народу в монастыре, несмотря на воскресный день было немного. Молодая женщина экскурсовод увлеченно рассказывала группе туристов о памятниках монастырского некрополя.

– На территории монастыря стали появляться захоронения местных землевладельцев, которые делали крупные вклады в монастырь, – торопливо говорила экскурсовод. – Погребение А.С.Цуриковой, жены промышленника Цурикова, умершей в 1907 году, является наиболее поздним. Перед вами сохранившийся памятник, сделанный из лабрадорита с мозаичным изображением Марии с младенцем, выполненный по эскизу выдающегося русского художника Виктора Михайловича Васнецова.

Шурик остановился и уставился на надгробие. Вспомнил, как однажды попытался отколупнуть от плиты блестящие золотом мозаичные звенья, и как Андрей запретил ему это сделать. У него мелькнула мысль закричать во весь голос: «Убивают!» и броситься к туристам за помощью, но тут подошла Катя и незаметно для Ирины и Петляева подмигнула ему. Впервые он видел ее такой серьезной.

«Коротышке тоже досталось от этого выродка, когда она пыталась защитить меня, – припомнил он. – Вот если бы она дала знать ребятам, где я, и что со мной», – появилась надежда.

И будто в подтверждение этой мысли Катя еще раз успокаивающе подмигнула ему.

Туристы продвинулись дальше и окружили стопудовый колокол стоявший на постаменте перед высокими железными воротами в собор, закрытыми изнутри. Колокол чудом уцелел, упав при взрыве колокольни. Экскурсовод продолжила рассказ об остальных колоколах, самый большой из которых, весивший пятьсот пудов, еще в восемнадцатом веке разбился при возникшем в монастыре пожаре.

Петляев потянул, было, пленника дальше, но Шурик сказал: «Здесь», и показал кивком головы на дверь в дощатом заборе, закрытую на огромный амбарный замок.