Тайна олимпионика
Шрифт:
Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проеме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, произнеся:
– Надевай.
– Мне не холодно.
– Надевай, надевай. Вот тебе щит, вот палица, – продолжал Филлион. – Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну, готов? Что же ты медлишь? Вот, ты теперь не пленник, а истый спартанский воин. Идем!
Тилон не двинулся с
– Нет, я останусь, – покачал он головой, – и сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит?
– Не волнуйся, что-нибудь придумаю, – деланно беспечным тоном ответил Филлион.
– Тебя убьют.
– Да выкручусь я, клянусь Зевсом! – Филлион дернул его за руку, и они вышли из сарая.
– Иди за мной, не отставай ни шаг, – озабоченно произнес Филлион. – Да, чуть не забыл, – добавил он еле слышным шепотом. Пароль на эту ночь: «Спарта превыше всего».
– Спарта превыше всего!.. – одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток.
Без всяких препятствий добрались они до лагерного ограждения.
Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен в эту ночь.
Обменявшись паролями, охранники молча распахнули перед двумя воинами бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен.
Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его услышали часовые:
– Нигде не задерживайся. Сообщение передашь лично начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идем, я тебя немного провожу, до развилки.
Когда они отошли на достаточное основание, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнес:
Бежим вместе!
Филлион покачал головой.
– Нам не по пути, – сказал он. Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждет невеста, – добавил он после едва заметной паузы. Но что я все о себе да о себе! – спохватился Филлион. – Ты-то как провел все эти годы?..
Тилон бросил взгляд на восток, который начал приметно светлеть, и произнес:
– В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях?
Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жег его с того самого момента, когда он по голосу угадал в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга по агеле Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос.
– Года полтора я был в вашем селении, видел твоих родителей. Ну что сказать? Сильно постарели, тоскуют по тебе. Беспокоятся. Поначалу после твоего бегства им грозил остракизм, после обошлось. Т олько и живы надеждой на твое возвращение.
– В Спарту мне ходу нет.
– Нет, – согласился Филлион.
– Знаешь, может я когда-нибудь дождусь права возвращения на родину.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо
Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой проселочной дороге. По обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись – им одновременно припомнилась та далекая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни учебный военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном.
Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился.
– Что ж, давай прощаться, Тилон, – сказал он. – Вот-вот должна быть смена караула, я должен быть на месте.
Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули.
– Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, – сказал Тилон.
– Не о чем говорить, – махнул рукой Филлион. – Ты на моем месте, думаю, сделал бы то же самое.
Мгновения бежали, а они все медлили расстаться.
– Если жив останусь, что передать твоим родителям? – спросил Филлион.
– Расскажи отцу и матери, что в походе ты услышал достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Надеюсь накопить денег и вернуться… Ну, придумай что-нибудь, не умею я этого! – в отчаянии закончил Тилон.
Филлион кивнул.
– Свидимся ли еще когда-нибудь? – донеслись до него издали слова Тилона.
ВСТРЕЧА
Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощаженную солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое – такого жаркого пекла не помнят старожилы.
Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают на поля глиняные сосуды с водой, стараются напоить истрескавшуюся от жажды землю.
А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего вот в такое жаркое лето, обладает особенными качествами и вкусом… Впрочем, вкус вина Тилона не интересует.
Размышления юноши прервал бойкий козел, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной.
Тыкался в плетень – только этого не хватало Тилону!
Хозяин огороженного участка – темная личность, о нем рассказывают в селении и окрестностях всяческие небылицы. Толком его не видел никто, поскольку обитает он на отшибе и ведет образ жизни затворника. Может, кто и видел этого человека – кто его знает? – но Тилону он не попадался ни разу. Да, честно говоря, Тилон и не жаждет встречи с ним. Старики говорили, что человек из-за плетня знается с нечистой силой и может наслать порчу.
А у Тилона здесь и своих неприятностей хватает…