Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Я его убила?
Сергей, как будто очнувшись, тупо посмотрел на неё, потом на него, встал, подошёл, нагнулся, пощупал на руке пульс.
— Нет, живой. Просто без сознания, выбила ты его из себя.
— Что теперь? — похолодевшими губами прошептала она.
— Связать надо, руки, ноги. Пока в себя не пришёл, — и полез к себе в карманы, недолго шарил в них руками, разочарованно похлопал по куртке. — У меня ничего нет…
Уля спохватилась, запустила подрагивающую ладонь во внутренний карман:
— У меня есть. Вот, кожаный шнурок.
Сергей
— Подожди, дай я завяжу…
Он отстранился, стал смотреть, как она ловко, прочно и одновременно не перетягивая вены и жилы скрепляет руки Кости каким-то хитрым, непонятным ему узлом.
— Вот так, чтобы руки не затекли, — наконец-то закончила девушка.
— Не вырвется? — с недоверием спросил Сергей.
Уля усмехнулась:
— Тетушки Закпоя узел, эвенкийский. Росомаху так же вязала, живую, так томой и принесла. Гте ему? Ума не хватит, тем более руки за спиной…
— А ноги? — заволновался он. — Убежит…
Уля растерянно похлопала по карманам своей куртки:
— У меня ничего нет. Ремень есть?
Сергей отрицательно покачал головой, виновато посмотрел ей в глаза. Уля задумалась, потом вдруг посмотрела по сторонам, выхватила из ножен пальму и куда-то пошла. Вернулась через несколько минут, с несколькими длинными, тонкими, гибкими лентами коры ольхи. Связала их, получилось что-то наподобие длинной веревки. Подала Сергею:
— Ноги вяжи сам.
Он с недоверием попробовал своеобразный ремень на прочность, что-то удовлетворённо проговорил, стал связывать Косте ноги. Едва успел закончить неприятную процедуру, Костя зашевелился, стал приходить в себя, поднял голову, попытался вырваться. Так же, как и при драке, его глаза были безумны. Они пытались его успокоить как словами, так и силой. Но тот был необуздан в своей ярости, крутился волчком по снегу, выворачивал себе руки, сучил ногами, грозил кому-то возмездием. Однако прочные путы держали крепко и ограничивали его движения. Наконец-то, выбившись из сил, он притих, тяжело дыша. Пустые, широко открытые глаза смотрели на них со злобой, гневом. В какой-то момент он вдруг вопросительно посмотрел на Сергея, как будто что-то вспоминая, но потом опять начал метаться, стараясь освободиться.
Прочные узлы держали безумца достаточно крепко. Полностью убедившись, что Косте не вырваться, они немного успокоились. Уля мелко подрагивала телом, поняла, что замёрзла. Намокшая во время быстрого передвижения одежда не грела, а наоборот, передавала температуру окружающей среды, прохладной ночи. Только сейчас они заметили, что наступили сумерки. С недалёкого перевала подул холодный, пронизывающий ветер.
Сергей посмотрел на неё, понял, что надо делать. Быстро схватил пальму, нарубил с кедра сухих сучьев, развёл костёр. Пока она, сжавшись в комочек, сидела у огня, грелась, он лихо рубил молодые гшхточки, свежевал лапник на лежанки, сделал два спальных места, одно для Кости, другое, более широкое, для них. Потом соорудил стену, заслон
— Как ты? Согрелась?
Уля посмотрела на него, сверкнула глазами, улыбнулась благодарной улыбкой:
— Та. Тепло, таже шарко.
— Ну, тогда ничего, как-нибудь переночуем, — ободряюще заключил он, но тут же с тревогой повернул голову в сторону Кости. — Вот только, как с ним быть? Что происходит, не пойму…
— Наверное, устал. Высота, коры, возтуха не хватает. Так пывает, когта человек слапый или мало хоти в тайга. А может… Потснежников наелся…. Травился, — тихо ответила Уля.
— Как это?!
— Не знаю. У него поветение, когта человек отравлен. У нас на прииске пыл такой случай. Стутениха, жена старателя, отравила своего мужа синим цветком. Тот узнал, что она с другим… — Уля наклонила голову, покраснела рябиной. — Ну и пил её. А она ему в суп подснежников намешала. Он так же, — махнула головой на Костю, — весь тень пекал по прииску, етва мужики поймали, всемером. А к утру умер…
— Как так, умер?!
— Вот так, умер, и все. Хоронили там, за озером, где всех старателей хоронят. А ты что, не знал?
— Откуда, мне никто не рассказывал, — угрюмо проговорил Сергей. — Так ты что хочешь сказать, что и Костя умрёт?
— Не знаю…
— И что, ничего сделать нельзя?
Уля наклонила голову:
— Тетушка кавари, что нато волчье лыко тавать, немного, три яготки. Синий цветок — яд. И волчье лыко, тоже яд. Закпой каварит, что пулю остановит только пуля. Сок волчьего лыка убивает сок синего цветка. Тогта человек путет жить.
— Так что же ты раньше ничего не сказала?! — вскочил на ноги Сергей.
Она испуганно посмотрела на него, побледнела, тихо прошептала:
— А что это изменит?
— Как что? Когда мы шли за ним, там, в цирке, на россыпи, под гольцом я видел куст, там были ягодки. Несколько штук, — говорил он, торопливо обуваясь.
— Ты пойтёшь?
— Да, конечно. Надо что-то делать, — махнул головой в сторону Кости Сергей. — Может быть, еще не поздно?
— А я?
— А ты сиди здесь, с ним. Поддерживай костёр, чтобы он не замёрз, — и, уже на ходу схватив в руки её винтовку, побежал в сумерки.
— Порох, пули возьми! — спохватилась она ему вслед, вытащила из кармана турсучек и даже шагнула от костра несколько шагов.
Но Сергей не слышал. Он торопливо шагал уже там, у кедровой колки, при свете народившегося месяца приглядываясь к мутным следам на снегу.
Уля растерянно прислушалась: нет, не вернётся, ушёл. Посмотрела в сторону, под соседнее дерево, где лежала Кухта. Преданная собака стояла на краю поляны, нервно посматривая горящими глазами то на хозяйку, то на матовую стену тайги, где ещё были слышны шаги человека. Она не знала, что ей делать. Ждала команды Ули: или оставаться на месте, или идти вслед за Сергеем. Уля не заставила себя долго ждать, указала пальцем вперёд, коротко бросила: