Тайна озера Кучум

Топилин Владимир Степанович

Пелагия шумно вздохнула, пошла вниз, загремела посудой.

Агафон опять уставился в окно, равнодушно глянул на гостевую

избу, на озеро, на холодный голец. Скучно. Кругом тайга. На тысячи

километров. Всё одно и то же. Как на каторге. Хоть и живет он здесь

как у Христа за пазухой, но всё одно, как соболь в капкане. Вроде

всё есть: и еда отменная, и женщины, и власть, и воля. Да только

где она, воля? В тайге. В город нельзя, с законом нелады. Тем более,

на родину, на вольные

Поволжские земли. Там — смерть. В лучшем

случае, каторга. А это всё едино. Собрать бы капиталец — да за

границу. Там ещё можно пожить. Да только разом капитал не на­

берёшь. Лавка вон и то хозяйская, Набоковская. С царского стола

достаются только объедки. Конечно, можно откупить пару приис­

ков, деньги уже есть. Да только документов нет. Ну, ничего, придёт

время. Дела потихоньку идут, осталось совсем немного. Подвалил

бы фарт — взять казну, да мохнатую. Тогда и можно удила заку­

103

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

сывать, пробираться на запад. И тогда своё заточение на прииске

он будет вспоминать как страшный, нелепый сон. Время ещё есть,

он не стар, всего лишь сорок семь лет. Двадцать годов ещё можно

протянуть, где-нибудь у тёплого моря, с молодой женой под боком.

Нет, надо выбираться, и не позднее этой весны. Иначе можно совсем

одряхлеть, застопориться навсегда в этой дикой Сибири.

Агафон шумно вздохнул, налил ещё сто граммов, выпил, за­

кусил. Опять задумался. Вспомнил Дмитрия: «Вот хитрый плут.

Пригвоздил на месте. А так бы, глядишь, сейчас бы где был?

А может, и к лучшему. Загнил бы на каторге, или кости парил...

Нет уж. Всё равно, годы недаром прошли...»

Он наморщил лоб, явственно припоминая тот майский день,

когда он познакомился с Дмитрием. Это было перед Троицей.

Когда душеприказчики с приисков набирают наёмных рабочих

на сезонные работы. Тогда ему было некуда деваться, а тут

хоть обещали хорошую пайку да оплату. Подошёл, записался.

Дмитрий тогда сидел в конторской избе, оценивал мужиков,

а может, что и высматривал. На него он не обратил особого

внимания. Мужик да мужик, что такого? Таких сотни. Порой

каждого и не упомнишь. И ростом невелик, как все. Ну, широк

в плечах, кряжист, под рубахой — медвежьи мускулы. Однако

все бергалы — старатели так выглядят. Тяжёлый физический

труд делает людей богатырями. Только вот в отличие от мужи­

ков как-то выделялся: тогда

ещё не пил, не курил, был замкнут,

скрытен и хитёр. Но это ещё не всё. Главной, особо заметной

чертой было то, что Агафон любил чистоту и порядок. Он не

выносил грязную одежду, коротко постригал волосы на голове,

следил за бородой и усами, носил с собой ножницы, расчёску,

мыло и даже зубной порошок и щетку. Это выделяло его в массе

народа: наряду с грязными и оборванными бергалами, видав­

шими воду только по баням, он был всегда чист и опрятен. Его

речь и манеры вести себя благопристойно и культурно вызывали

у всех удивление и любопытство. Никто не знал, что в жилах

Агафона текла белая, барская кровь, а в годы своей былой юности

он учился, но не закончил офицерский кадетский корпус.

Уже на следующий день перехода, когда он вместе с двумя

сотнями бергалов шёл сюда, на Новотроицкий прииск, к нему

104

Т А Й Н А 036Р А к у ч у м

присохло вполне подходящее прозвище — Чистоплюй. Отнёсся

он к этому вполне равнодушно, как к кедровой шишке, которая

случайно упала ему на голову. Однако очень быстро прозвище

кануло в неизвестность, так как на смену ему пришло другое,

более весомое и уважительное, — Кулак. А случилось это при

обстоятельствах, мгновенно сделавших его знаменитым на всех

приисках.

Кто не знает, что старатель-золотарь большую часть своей

сознательной жизни проводящий в тайге, на приисках, при тяжё­

лых физических нагрузках и условиях, сопоставимых с жизнью

каторжника-кандальника, крепок духом, широк костью, жилист,

да и силой сравним разве что с медведем? Молва о бергалах как

о истинно русских богатырях до сего дня передаётся из уст в уста

оставшимися в живых старожилами.

Одним из самых наиболее видных личностей на таёжных

приисках, выделявшийся ростом, силой, надменными манерами,

уважаемый среди своих, был Архип по кличке Шкворень. По­

чему его так звали — неизвестно. Благодаря своей медвежьей

силе был он неимоверным занудой, драчуном и, как это иногда

бывает у людей, главенствующих в кругу какого-то общества,

хвастуном. Он не имел себе равных, к людям относился свысока,

в полной уверенности в своём превосходстве. И так случилось,

что в первый же день по прибытии сюда, на Новотроицкий