Тайна озера Кучум
Шрифт:
могла понять, кто стрелял? Зимой на гольце людей не было. Все
охотники долины знали, что здесь проходит путик Ули, и никто
не имел права тут промышлять. Охотница спрашивала себя, за
чем стреляют? Сибирскую тайгу быстро накрывали вечерние су
мерки, и любому человеку понятно, что надо искать пристанища
на ночь, и искать в долине, в займище, в пойме реки, в тихом,
безветренном месте, но никак не на гольце, где открытые места
подвержены студёному хиусу, который пронизывает
и несёт медленную, сладкую смерть.
И ещё одно немаловажное обстоятельство: в кого стреляли?
Может быть, это бродяга-чалдон, неизвестно откуда пришедший
в эти края, бьёт на белке сокжоя или выпугивает из кедра аскыра.
Или кто-то из заплутавших путников, потеряв ориентацию, по
даёт сигнал бедствия. А может... Может, стреляли в человека?..
От последнего, самого страшного предположения сердце Ули
сжалось ледышкой, на лбу выступил холодный пот. Она знала,
что в молчаливых дебрях заснеженной тайги таится опасность.
Но опасность исходит не от матери-природы, не от хищного
и беспощадного зверя, а от человека. В последние годы в тайге ис
чезло очень много людей. И виной всему — золото. А пропавшие
люди — разведчики, соискатели и простые старатели-работяги.
Они просто уходили в тайгу и не возвращались к положенному
сроку. И никто их не искал: как можно найти глухаря, улетев
шего за соседний хребет? Иногда, по прошествии какого-то
времени, находили останки потерявшихся с простреленной или
прорубленной головой. Так было в этом году, когда экспедиция
разведчиков-золотоискателей в пойме Глухой реки нашла два
человеческих скелета. В черепах обоих были дырки — следы от
17
ВЛАДИМИР ТОПИЛИН
пуль. Так было и в прошлом году, когда на Диком озере нашли
объеденный мышами труп человека с проломленной головой.
Прошло немало времени, прежде чем Уля решилась сделать
очередной шаг к зимовью. В смятении чувств она долго вслуши
валась в насторожившуюся тишину. В затрепетавшее сознание
юной охотницы вкралась предупреждающая мысль, что в её
зимовье может находиться посторонний человек. Но поведе
ние собаки и важенки быстро успокоило. Выждав ещё какое-то
мгновение, призывая за собой хозяйку, впереди по путику
спокойно побежала Кухта. Опытная Хорма шумно выдохнула
воздух и тоже сделала несколько шагов. Нетерпеливый Харчик,
поторапливая важенку к месту ночёвки, ткнул
животных одинокий выстрел не произвёл особого впечатления
и был воспринят просто, как свалившийся с кедра снежный ком.
Прежде всего, таёжные животные доверяют обонянию, зрению
и только лишь потом своим ушам.
Полностью надеясь на собаку и важенку, Уля пошла вперёд.
Ещё несколько сотен метров — и вот он, некрутой спуск в ручей.
За ним на пригорке — зимовье. Упёршись о таяк, молодая охот
ница скатилась в ложок, стала подниматься в горку. Не доходя
до избы, предусмотрительно остановилась за густой стеной
подсады пихтача-курослепа. Оставаясь невидимой, прекрасно
видела свою избу, в стенах которой ей предстояла ночёвка. Но
видеть зимовье, это все равно, что смотреть на густую ель, на
которой спряталась белка.
Уле надо знать, есть ли в избе люди. То, что из трубы не идёт
дым, не говорит ни о чём. О возможном присутствии человека
могла сказать только Кухта. Если в избе кто-то есть, она подаст
предупреждающий голос. Если нет, промолчит. Вот собака
добрела до стен жилища, обнюхала все углы, зашла в сени. Не
сколько секунд неизвестности — и Кухта высунула голову, по
смотрела на хозяйку, слабо замахала хвостом: «Всё нормально.
Никого нет. Идите сюда».
Уля вышла из укрытия, подошла к зимовью. Никаких по
сторонних следов. Только те, которые она оставила тогда, когда
проверяла ловушки в последний раз. В сенях — большая полен
ница дров. В зимовье — порядок. На нарах — медвежья шкура.
18
Т А Й Н А 036Р А к у ч у м
Мытая посуда перевернута вверх дном. За время её отсутствия
никого не было.
Она сняла винтовку, лыжи, освободила Хорму от поток, за
гнала в пригон, бросила большую охапку сена. За этими заня
тиями стала забывать о выстреле, как будто его и не было. Но он
напомнил о себе, в этот раз ещё более неожиданно и пугающе.
Как снежная лавина, сорвался разом с гольца, прокатился в лог,
вернулся назад, ударился о гору и затих.
Так же как и в первый раз, Уля замерла в движении, повернула
голову в гору, на темнеющую тайгу. Вместе с ней насторожились
животные. Хорма вздрогнула телом, перестала жевать. Кухта
бросила старую медвежью кость. Даже Харчик, подражая матери,