Тайна племени голубых гор
Шрифт:
«лук и стрела»
В Тарнадманде живут три брата: Пештергуд, Синергуд и Кариалгуд. Их отец, старый седобородый Енгуд, очень гордится своими сыновьями. И действительно, все три брата как на подбор: высокие, статные и сильные. Долгое время одно только не давало покоя Енгуду: сыновья были не женаты. А старик хотел увидеть внуков в своем доме еще до смерти. В соседних мандах жили красивые молодые девушки, но никто из них не выбрал себе его сыновей. Только Недиям, изредка приходившая из Муллиманда навестить своих родственников, иногда поглядывала на Пештергуда и перебрасывалась с ним несколькими словами. Потом Недиям перестала появляться в Тарнадманде и Енгуд не знал, что с ней случилось. Прошло полгода. Однажды Синергуд принес новость. Недиям вернулась в свой манд и скоро станет матерью.
— Тебе нравится Недиям? — спросил он сына.
— Да, — ответил Синергуд.
— Тогда дай ей лук и стрелу.
— Но я не знаю, согласится ли она.
— У тебя есть ноги и язык? — повысил голос старик. — Иди к ней и спроси. Мы дадим за нее семнадцать буйволов.
Синергуд пробыл в Муллнманде целый день и вернулся только к заходу солнца.
— Ну что? — опросил Енгуд.
— Она не против. Но сказала, что Пештергуд ей больше нравится и она подумает.
О том, что Недиям думает и что в Тарнадманде состоится церемония «лука и стрелы» — «пурсутпими», сообщил мне вездесущий Нельдоди.
— Кто даст ей лук и стрелу, тот и будет отцом ее ребенка, — разъяснил Нельдоди.
— Но ведь Недиям не замужем, а как же свадьба? — спросила я.
— При чем тут свадьба? — удивился Нельдоди. — Они дадут за нее буйволов, вот и все. А «пурсутпими» будет и свадьбой.
Наученная горьким опытом, я не стала спрашивать, кто в действительности отец ребенка. Я знала, что никто из сыновей Енгуда им не был. Церемония «пурсутпими» должна была сделать Синергуда мужем Недиям и отцом ее ребенка. Нельдоди сказал мне только о «пурсутпими». Церемония, которая должна была состояться накануне, не интересовала его как мужчину, и он о ней промолчал. Это была церемония прижигания. В ней принимают участие только женщины. Как женщина, я не могла ее пропустить. Я узнала о ней слишком поздно и поняла, что до захода солнца в Тарнадманд не попаду. Спасти меня могла только машина. «Бычья упряжка» Ивам стояла на очередном ремонте и надеяться на нее не приходилось. Выручил меня Борайя.
— Поезжайте на моей машине, — великодушно предложил он. — Мне тоже стоит прокатиться. Дела на плантации совсем замучили меня.
Если бы он знал, чем это могло кончиться… Солнце уже коснулось вершин гор, когда Борайя остановил машину на шоссе.
— Восемнадцать миль мы уже проехали. Кажется, здесь должен быть ваш манд.
Посмотрев вокруг, я ничего, кроме лесистых склонов, не увидела. Манд прятался где-то за ними, а дороги к нему со стороны шоссе я не знала. Проблуждав минут сорок в зарослях на уступах, мы все-таки обнаружили тропинку. Она и вывела нас к селению. Но пройти к нему мы не смогли. Тропинку блокировало стадо буйволов, которые подозрительно и настороженно уставились на пришельцев.
Памятуя пример Мутикена, я вкрадчивым и заискивающим голосом позвала:
— Машк, Машк!
Две крайние буйволицы повернулись и, не скрывая своего возмущения, замычали.
Конфликт был в разгаре, когда с пригорка сбежал запыхавшийся Синергуд.
— Здравствуй, амма! А я слышу, буйволицы беспокоятся. — Он закричал на них, и они освободили тропинку.
В манде пахло молоком, доили пришедших с пастбища буйволиц. Неподалеку у рощицы сидела группа женщин. На их праздничных путукхули играли всеми красками традиционные вышивки. Лучи заходящего солнца клали розоватые блики на хижины, траву и оживленную группу женщин. Несколько в стороне молчаливо сидели мужчины. Сегодня они были только наблюдателями. Голубоватый дымок вился над сложенным тут же на траве очагом. Около очага на корточках сидела Недиям и помешивала палочкой в глиняном горшочке, стоявшем на огне. В горшочке варился рис. Когда Недиям наклонялась, ее блестящие черные локоны падали ей на лицо. Женщины наблюдали за Недиям, посмеивались и время от времени отпускали шуточки насчет ее внешности и умения готовить. Недиям была серьезна и сосредоточенна и не реагировала на замечания подруг. Она была центральной фигурой этой странной церемонии и держала себя с подобающим достоинством. Рядом на траве лежали свежие листья дерева «кокудирш». Тут же в землю было вбито два кола, на которых болталось несколько тряпок, имитирующих, очевидно, одежду. Колы означали людей племени курумба. В давние времена в этой церемонии участвовали сами курумба. Они ели рис, приготовленный женщиной тода.
— Так делали всегда, — говорил мне Енгуд, задумчиво поглаживая бороду. — Что все это значит? Ты же видишь сама, амма. Женщина есть женщина, очаг есть очаг, а хижина — это хижина. Больше я тебе ничего не могу сказать.
Действительно, женщина есть женщина. И, по-видимому, она нуждается в своем очаге и своей хижине. Завтра у нее будет то и другое. А сегодня их символы присутствуют на церемонии. Парень кончил «строительство» и опять исчез в рощице. Через некоторое время он вновь появился, держа в руках две зеленые палочки. В палочках были продолблены углубления, и в них налита вода из горного потока. Вдруг раздались крики, и я увидела, как с горы прямо на нас бежала, тряся потными боками, буйволица. Следом неслись в развевающихся путукхули длинноногие юноши. На середине горы юноши настигли буйволицу и поволокли ее вниз. Буйволица упиралась и легко разбрасывала своих преследователей. Я видела, как напряглись мускулы их рук, как сильные ноги упирались в землю, стараясь удержаться. Все вскочили, а Енгуд закричал:
— Берегитесь, берегитесь!
Разъяренное животное поводило глазами, налитыми кровью, и старалось поддеть кого-нибудь на мощные рога.
От всей картины на меня повеяло глубокой древностью. Бескрайние горы, залитые багровым светом заходящего солнца, юноши в тогах, сложенные, как олимпийцы, укрощающие рассвирепевшую буйволицу…
Наконец буйволица была доставлена к месту церемонии, и парень с палочками подскочил к ней и побрызгал на рога водой. Освобожденная от сильных удерживающих ее рук буйволица взбрыкнула задом и галопом помчалась к загону.
Тем временем рис сварился, и Недиям положила перед «курумба» две дымящиеся белые горки. Старая женщина принесла несколько фитилей, сделанных из тряпок, и положила их на листья «кокудирш». Началась церемония прижигания. Недиям подносила фитили к огню, а потом касалась ими кисти руки. От прикосновения к руке фитили дымились и на коже образовывались черные точки — ожоги. По две точки на каждой кисти. Однако лицо Недиям оставалось беспристрастным и сосредоточенным. Она продолжала эту процедуру до тех пор, пока не кончились все фитили.
— Амма, — спросила я старуху, сидевшую рядом, — зачем Недиям прижигает руку?
Старуха провела рукой по морщинистому лицу и посмотрела на меня выцветшими глазами.
— Зачем спрашиваешь об этом? Разве не ясно? Недиям готовится стать матерью. Следы огня на ее руках скажут об этом всем людям.
На какое-то время Недиям исчезла в рощице и вскоре вернулась. Что она делала там, я не заметила. Старуха, с которой я разговаривала, быстро поднялась, и ей передали бамбуковую кружку с молоком. Недиям согнулась перед старухой в поклоне, держа лист «кокудирш», и оставалась в таком положении, пока та лила молоко на лист. Недиям пила молоко с листа и каждый раз брала новый. Так повторилось трижды. Этим завершилась церемония. Последнее ее действие происходило уже в темноте. После захода солнца тода быстро стали расходиться по хижинам. Ко мне подошли Енгуд и Синергуд.
— Амма, — сказал старик, — будешь сегодня нашим гостем. Уже темно. Как ты пойдешь через джунгли?
Но у меня кончилась пленка, и надо было вернуться в Утакаманд.
— Аёо, — покачал головой Синергуд. — Завтра «пурсутпими». Я дам лук и стрелу Недиям.
— Не спеши, Синергуд, — остановил его отец. — Недиям еще не сказала своего слова. Лучше проводи гостей к шоссе.
Мы с Борайей легкомысленно отказались от разумного предложения. Выло уже совсем темно, когда мы с трудом отыскали тропинку, ведущую в заросли. Траву, кусты и деревья покрывала обильная роса, и наша одежда стала мокрой. Над нами висело черное звездное небо, луны не было. Впереди угрожающе темнел лес. Я вспомнила, что на прошлой неделе здесь тигр задрал буйвола. Мы осторожно, ощупью продвигались между зарослями по тропинке, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Где-то потрескивали сучья, кто-то рядом вздыхал, откуда-то сверху доносились странные стоны. И вдруг совсем близко, справа, раздалось громкое рычание.