Тайна под дубом
Шрифт:
— Да. И прочитал шифровку.
Валерий усмехнулся:
— Ну, с шифровкой я вообще сглупил. Я-то думал, что Лена и Вероника знают шифр так же хорошо, как знали его мы с Артуром. На мысль отправить шифровку меня натолкнуло послание потомкам, которое я извлек из коробки, чтобы положить туда медаль. А на следующий день снова увидел пацанов в парке. Значит, шифровку вы не прочли или неправильно поняли.
— А где послание потомкам? — спросил Толик.
— Вот оно. В гильзе. Почти истлело.
— Но до двадцать первого века дошло, —
— Прочитать его невозможно.
— Я помню это послание наизусть, — сказал Артур. — Там было написано: «Потомки! Вам пишут Артур, Лена и Вероника из сорок пятого года. Не воюйте, пожалуйста! Война — это страшно. Привет тому, кто расшифрует наше послание, и всем ребятам, которые живут в двадцать первом веке».
— Можно забрать гильзу с посланием? — попросил Лешка.
— Берите. Вам ведь адресовано.
Октябрь, 1943 год.
Мы освобождаем город. Пятый день идут уличные бои. Враг цепляется за каждое здание.
Город почти разрушен бомбежками. Кругом одни развалины. Мы сейчас в каком-то жилом доме. Дом тоже разрушен. В стенах зияют дыры от снарядов. Люди отсюда ушли давно. Вещи побросали, мебель. Все покрыто пылью, залито дождями.
Зато воюем с комфортом. Спим на кроватях, правда, без матрасов, и едим за колченогим столом. Вот и пишу я сейчас за этим столом. Гораздо удобнее, чем держа на коленях планшетку.
Заняли позицию у разбитого окна, обстреливаем противоположный конец улицы, где еще держатся фашисты. Из окна видно парк и единственный уцелевший дом.
Странное дело, все кругом разбито, а на доме ни одной царапины. Как выстоял? Говорят, там у немцев был госпиталь. Сейчас-то они госпиталь уже свернули.
А парк какой огромный! Отсюда не видно, но повреждений, наверное, много. Восстановить его годы понадобятся. Парк старый. Дуб видно. Ему лет двести! Такой большой, раскидистый, над всем парком, как исполин, возвышается.
Я таких дубов в жизни не видывал. У нас дубы маленькие, другие деревья им разрастись не дают. Такой дуб — для ребят находка. Там, поди, дупло какое-нибудь есть или еще что-нибудь, подходящее для игр. Сразу вспоминаю, как в войну с Валь кой играли.
Ребята зовут. Опять фрицы стреляют. Где-то их снайпер сидит, никак не можем вычислить, где. Допишу потом, когда снова передышка будет.
Глава XIII
Солдат
— Вероника Аркадьевна, а к вам еще гости! — сообщила соседка у подъезда. — Гости? — удивилась Вероника Аркадьевна. — Кто же это?
— Женщина и старик. Приходили полчаса назад. Обещали вернуться.
Вероника Аркадьевна засмеялась:
— С твоим приездом, Лена, будто все воспоминания в людей превратились и вернулись. Никогда бы не подумала, что Артура найдем, что Валерку увидим. А тут еще и женщина со стариком. Голову даю на отсечение, что
Минут через пятнадцать раздался звонок в дверь. Пришли старик и женщина.
Старик опирался на трость, и женщина заботливо поддерживала его под руку. Ребята с любопытством взирали на гостей, и по растерянному молчанию бабушек понимали, что пришедшие совсем незнакомы им.
— Нам нужны Алексей Тимошин и Анатолий Лавров, — сказала женщина.
Бабушки сразу перевели строгие взгляды на внуков. Они решили, что мальчишки что-то натворили, и люди пришли на них жаловаться.
— Это мы, — сказал Лешка и нервно сглотнул.
Он уже догадывался, кто перед ним, но не мог поверить, что на его письмо кто-то отозвался. И тем не менее старик сказал то, что даже Лешка не ожидал услышать:
— Спасибо, что вы написали письмо. Это мой дневник.
— Ваш?!
— Да, — улыбнулся старик, и улыбка у него была молодая-молодая.
— Да вы проходите, проходите! — засуетилась Вероника Аркадьевна. — Что ж в дверях-то стоять? Мы уже и стол накрыли.
— А вы думали, что я погиб? — спросил солдат, когда взял в руки свой старый дневник. — Почти так и было. Я был тяжело ранен в том бою, о котором сделал в дневнике последнюю запись. Нашла-таки меня моя пуля. До сих пор отзывается. Помню, как плечо обожгла боль, и я сполз по стене. Помню еще лицо Бориса, моего друга, ну, вы читали дневник. Пришел в себя в госпитале. Спасибо докторам, спасли меня. После ранения воевать мне уже не пришлось. Не дошел я до Берлина, как мечтал. Зато домой вернулся, семью нашел, — улыбнулся солдат.
— Нашли? — обрадовалась Лешкина бабушка.
— Да! И жена, и дочка живы и невредимы оказались. Их в Ташкент эвакуировали. Я сразу за ними поехал. Привез, дом по новой стал отстраивать, я ведь не преувеличивал — метровая гора щебня вместо дома. Все восстановил, вот внучка до сих пор в том доме со мной живет. Как я обрадовался, когда ваше письмо получил! Как часто я об этом дневнике вспоминал! Как жалел, что потерял его, вернее, оставил на столе, а не сунул за ремень, как делал всегда! Этот дневник меня в сорок третьем от тоски смертной уберег. Не мастер я красивые слова говорить, да вы сами понимаете, что для меня эта тетрадка значила.
— Он мне с детства об этом дневнике все уши прожужжал, — улыбнулась женщина. — Попросишь его о войне рассказать, а он не о боях, не о пулеметах, а о своем дневнике! Как ваше письмо получил, так и в дорогу собрался. Я его отговаривала, говорила, что сама съезжу и дневник привезу. А он уперся: нет, и все! Сам, говорит, должен съездить, людей поблагодарить.
— А я ведь в вашем городе еще раз бывал, — сказал солдат. — После войны. Кажется, в августе или в сентябре сорок пятого. Я приезжал за Валькой. Помните, я писал об ослепшем танкисте. Узнал я, что он после госпиталя в этих краях остался. Приехал за ним.