Тайна Полтергейста
Шрифт:
Литера уже давно перестала ощущать себя больной, вместо этого приобретя уверенность, что многие из тех, кто считает себя здоровым, на самом деле в чем-то больны, и наоборот. Ее собственный недуг перешел в длительную стадию ремиссии, и девушка уже долго не ощущала никаких признаков болезни.
Для полного счастья ей не хватало лишь возвращения отца. Время его отсутствия уже насчитывало годы. Каждый месяц Литера бежала к почтовому отделению, чтобы получить денежный перевод. Ее не интересовали банкноты — сам факт перевода говорил о том, что папа в этом месяце добыл деньги, а значит, все еще
Каждый вечер ее внимание обострялось. Она знала, когда прибывает единственный поезд, на котором папа мог вернуться домой, и в какое конкретно время он может позвонить в дверь, Литера ждала его, с ногами забравшись на диван, с книжкой в руках, и верила, что однажды папа вернется.
И дождалась.
Литера долго думала о том, как это произойдет, однако и представить себе не могла, до чего же прекрасным будет этот миг! Отец вернулся в день ее выпускного бала. В роскошном вечернем платье Литера вышла на сцену арендованного школой ресторана, произведя фурор и вызвав овации всех сидящих в зале родителей. Приняв из рук директора аттестат о среднем образовании, она с радостной улыбкой повернулась к залу и увидела папу.
Отец появился на выпускном вечере, он даже не зашел домой. В своей военной форме, стройный, подтянутый, мужественный. Он стоял возле входной двери, поставив спортивную сумку рядом с собой. Его глаза блестели от счастья.
Литера подошла к нему и прильнула к груди, наслаждаясь его объятиями и сильными, заботливыми руками, не потерявшими былой хватки. Не в силах произнести ни слова, они оба сели за праздничный стол и долго сидели, взявшись за руки. Глаза отца приобрели чуть заметный оттенок усталости, а на голове прибавилась пара десятков седых волосков, но в остальном это был все тот же папа, тот неповторимый, который ушел несколько лет назад, и тот единственный, кого Литера ожидала увидеть.
Отец танцевал с ней весь вечер, грациозно передвигаясь по сцене. Подобно магниту, они притягивали к себе восторженные взгляды выпускников и их мам, впечатленных чарующей картиной. Всего пару раз папа отпустил ее на танец с другими мальчиками, но это не было его ограничением — просто нашлось всего лишь двое юных смельчаков, набравшихся храбрости попросить у статного военного разрешения потанцевать с его прекрасной дочерью. Оба раза он передавал им Литеру с уважительной улыбкой и неотрывно наблюдал, как его ангел танцует с молодыми людьми, после получения аттестата готовыми к покорению мира. И оба раза по возвращении дочери он одаривал парней крепким рукопожатием, заряжая их энергией на весь оставшийся вечер.
Отец был дома целых два месяца. Несколько дней подряд он ходил по больницам и что-то выяснял, приходя домой в состоянии глубокой задумчивости. Четыре раза он брал с собой дочь, заставляя ее проходить уже почти забытые медицинские тесты. На ее вопросы он отвечал уклончиво, но в один из дней поговорил с дочерью более откровенно.
— Литера, — сказал он. — Я понимаю, что тебе не хочется думать о том, что ты все еще больна. Ремиссия длится уже долго, но может смениться новым периодом упадка. Когда я уходил, то полагал, что есть шанс вылечить тебя с помощью денег. Теперь у нас денег более чем достаточно для любой
Литера обняла его сзади за шею.
— Не переживая так, папа, — стала она утешать его. — В детстве я бы долго ревела в подушку. Но не сейчас. Я старалась воспитать Литеру такой, чтобы она тебе понравилась. И я не буду сильно печалиться. Ты теперь с нами, все идет хорошо. Пусть все так и остается.
Отец мягко пожал ее запястье и грустно улыбнулся.
— Присядь, девочка, — попросил он. — Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Литера уселась рядом с ним.
— Что? — спросила она. Папа прижал ее к себе.
— Мне нужно столько тебе рассказать, — повторил он. — О том месте, где я служил все это время. О Зоне…
Литере понадобилось много времени, чтобы адекватно воспринять все услышанное. Она впервые слышала о Зоне, о втором взрыве, о том, что ее отец все эти годы был на контрактной службе, охраняя Барьер, выстроенный вокруг зараженной аномальной территории. О сталкерах. Но больше всего ее морально выпотрошило уведомление отца, что он снова уходит и опять неизвестно, на какое время.
У него был план. Если не удается вылечить дочь с помощью денег, то остается одно средство — артефакты Зоны. Для этого ему понадобится вновь отправиться на Барьер, тут же порвать с армией и податься в сталкеры. Он обещал вернуться сразу же, как найдет артефакт, способный излечить Литеру от лейкемии.
Чтобы Литера окончательно перестала сомневаться в ее словах, отец достал маленький контейнер, который привез с собой. Открыв его, он показал Литере загадочные предметы, светящиеся и подскакивающие в углублениях.
— Это и есть артефакты, — сказал он. — Я оставляю их здесь. На всякий случай добавлю описание и инструкции по применению. Я не буду учить тебя пользоваться ими, ласточка. Слишком уж это опасно. Но если в твоей жизни случится что-то такое, от чего может спасти только чудо, — достань эту коробку и… Но сто раз подумай, прежде чем воспользоваться. Эти предметы того же разряда, что и магия. Помни об этом.
На следующий день он повел ее в автосалон.
— Я не могу допустить, чтобы моя дочь не получила никакого подарка, — заявил он. — Ты уже взрослая, Литера. Моя маленькая ласточка выросла, и ей пора расправить крылья.
Литера мокрыми от счастья глазами разглядывала мощные, красивые автомобили. У нее будет собственная машина! От счастья она и в самом деле была готова расправить крылья и летать.
Они весь день любовались предложенными вариантами. Отец не спрашивал у нее, какой автомобиль ей понравился больше других, но зорко следил за реакцией дочери.
К концу дня он снова подвел ее к месту, где стоял синий "Додж-Вайпер". Литера со счастливой улыбкой посмотрела на папу, открывающего ей дверцу.
— Садись, ласточка, — сказал он уверенно и, когда она села в удобное водительское кресло, бросил ей на ладонь ключи. — Время летать!
Отец ушел через неделю, покончив со всеми формальностями, связанными с машиной, и еще некоторыми делами.
— Береги себя, дочка, — произнес он. — Помни, что я люблю тебя больше жизни.
Они долго стояли, обнявшись.