Тайна поповского сына
Шрифт:
Сеня отрицательно покачал головой.
— Это, по-видимому, был великий ученый, этот греческий философ и математик, — продолжал Эйлер, поднимая кверху палец, — о нем пишет Авл Галлий, римский историк II века, в своем сочинении «Noctes Atticae» [6] . Да, Архит сделал деревянного голубя, который мог летать. Совсем как ты… Да! Но это было давно, за четыре века до Рождества Христова.
Сеня с большим интересом слушал ученого.
— Да, — задумчиво продолжал Эйлер, — давно, еще в мифические времена, рвались люди к небу. Гений человека неустанно работает. Но герои гибли, а на их месте появлялись другие. Да, были герои! Монах бенедиктинец Оливер Мальмсбери
6
"Ночи Аттики".
7
Об изолированном труде искусства и природы.
Сеня затаив дыхание следил за строгим, серьезным лицом профессора, сердце его билось. Он забыл о времени, забыл о нем и профессор. Порою Эйлер что-то выкрикивал по-немецки, иногда потирал руки.
Наконец он поднял голову и глубоким взглядом посмотрел на Сеню. Потом он медленно встал, прошелся по комнате и, остановясь перед смущенным Сеней, серьезно сказал:
— Ты можешь стать великим ученым, тебе надо учить высшую математику, механику и физику, и я буду учить тебя… Я, я! Жаль, что ты родился не в Германии. О, Германия — это свет народов, это колыбель науки!
Эйлер опустил голову.
Мысль о покинутой родине на миг взволновала его.
— Что ж, — продолжал он, — и отсюда ездят за границу. Мы поучимся, я попрошу. О, мы будем великим человеком, — уже весело произнес Эйлер, ударяя рукой по плечу Сеню, и его лицо озарилось детски доброй улыбкой.
Лицо Сени сияло от восторга, глаза горели.
«Да будет благословен этот добрый человек», — думал он.
Он горячо поблагодарил Эйлера. Но вместе с тем Сеня не забывал, что главной его целью было добиться покровительства ученого для того, чтобы проникнуть к императрице и, в случае милостивого к нему отношения, умолять о помиловании Кочкарева.
Поэтому он робко спросил ученого, что он думает об его снаряде.
— Ты сделал великое открытие, — ответил тихо и медленно Эйлер, — но тут, — он указал рукою на чертежи и вычисления, — тут нет ясного объяснения: или ты сам не знаешь, что ты сделал, и тогда все это неповторяемая случайность, или ты скрываешь это и тогда это действительно великое дело.
Сеня вспыхнул и низко наклонил голову, — знаменитый математик сразу увидел недостающее звено.
Но Эйлер не обратил никакого внимания на смущение Сени и продолжал.
— Когда вот этот снаряд будет готов, — он указал на последний чертеж, — мы посмотрим на практике. Тогда, если хочешь, я доложу Бирону. Но только, — понизив голос и робко оглядываясь, начал ученый, — бойся герцога. Он зол, мстителен и подозрителен. Подумай об этом. Герцог захочет один владеть твоим секретом. Он будет бояться и тебя, и твоего снаряда. Ты выдумал страшную машину. Герцог знает, что его ненавидят. Он вечно окружен сателлитами [8] , через своих сикофантов [9] он знает все, что говорят о нем. На улице, дома, где бы он ни был, его охраняют,
8
Зависимое, подчиненное лицо.
9
Профессиональный доносчик, клеветник и шантажист.
Сеня, бледный, потрясенный неожиданной речью ученого, молча слушал его слова, и мало-помалу страх охвата вал его душу. Но он вспомнил Настю, Артемия Никитича и потом ему было бы больно отдать то, что он считв своим лучшим достоянием, плод своих лучших сил, неродной стране.
Он печально покачал головой.
Эйлер понял его.
— Я понимаю тебя, — сказал он, — тебе трудно оставить Россию и ехать на чужбину. Мне тоже было это больно…
Его голос прервался.
— Но, — продолжал он, — таи тогда свое изобретение до лучшего времени. Оно настанет и для вас. Ваша родина велика и сильна. Могучий царь пробудил ее к новой жизни…
И долго еще говорил ученый, но Сеня только печально качал головой.
«Будь, что будет, — думал он. Его сердце сжималоя тоской. — Все равно спасу их. Хоть на это пригожусь, коли Бог не судил мне счастья».
И в его воображении промелькнула Настя рядом с молодым Астафьевым…
Не дождаться счастья — не все ли равно?
— Нет, — твердо и печально произнес он, — в руки государыни я отдам и свою судьбу, и свой снаряд.
— Хорошо, — ответил растроганный Эйлер, — я помогу тебе, и, быть может, Бог не оставит тебя. А теперь покажи мне свою птицу.
Эйлер вывел его на просторный двор. Ученый жил на окраине города, на двенадцатой линии Васильевского острова. Далеко вокруг его дома-особнячка тянулись пустыри.
С умилением, почти благоговейно следил ученый за полетом волшебной птицы.
Потом он обнял Сеню и поцеловал его в лоб.
— Теперь ты мой ученик, мой сын, — взволнованно произнес он, — о, Боже! Боже! Если бы ты родился в Германии!
Кроме них да настоящих птиц, летавших по двору да над двором, чудесную птицу видели еще голубые глазки, с любопытством смотревшие из окон. Но русые головки мгновенно скрылись, когда Сеня поднял голову. Но все же он успел их заметить. Это были детишки знаменитого ученого.
Сеня вернулся домой взволнованный и гордостью, и опасением, и надеждой. Он все подробно рассказал нетерпеливо ожидавшим его Василию Кирилловичу и Вареньке.
Василий Кириллович был не только в восторге от успеха своего юного друга, но и встревожен несколько предупреждениями Эйлера.
Он знал, что Эйлер находится под особым покровительством Бирона, всегда был человеком осторожным в выражениях относительно своего покровителя, и если он решился на такие слова — значит, у него были твердые основания, и, кроме того, он почувствовал искреннюю симпатию к Сене, о происхождении и судьбе которого Василий Кириллович дал ему самые обстоятельные сведения.
Но Варенька была глубоко потрясена. Из всего рассказа ее только поразили слова профессора о Бироне.
Смертельная тревога запала в ее сердце. Что слава, что деньги! Лучше жить в безвестности да без опаски.
— Ах, Сеня, Сеня, откажись! — с мольбой проговорила она.
При относительной простоте нравов того времени, еще не выработанных формах общежития, в среднем классе переход с «вы» на «ты» совершался просто и почти незаметно. Тем более это было естественно со стороны Вари, так как по своему положению она стояла значительно выше Сени.