Тайна пропавших картин
Шрифт:
– Ко мне сейчас придет гость. Пожалуйста, притворитесь моей родственницей. Ладно?
– Ладно. А кем именно?
– Все равно… Ну, например, моей двоюродной бабушкой… Так, куда бы нам с вами картины спрятать?
– А зачем? Пусть тут стоят.
– Ну, что вы! Они же в розыске! – округлила я глаза и, схватив «Девушку у окна», помчалась с ней на лоджию. – Помогайте!
…Через три минуты все три картины были там. Но тут вдруг мне это разунравилось. А вдруг Глебу захочется выйти на лоджию?
И я торопливо
– Мария Матвеевна! Спальня будет как бы вашей комнатой. Так что никого туда не впускайте!
– Хорошо! – согласилась бабушка, торопливо семеня за мной с картиной «Мальчик с собакой»…
Наконец «улики» были спрятаны. Я облегченно вздохнула и отправилась за Глебом. Проходя зеркало в коридоре, критически себя оглядела. Слишком критически! Снова во мне проснулись недавние комплексы. Но я решительно тряхнула головой и отправилась на улицу, к мужчине своей мечты…
И вот миг, когда мечты сбываются, наступил: Глеб переступал порог моей квартиры. Я, разумеется, с ним.
Он уже был предупрежден, что мы будем не одни, что ко мне на несколько дней приехала родственница. У него на лице мелькнуло разочарование. Я бы и сама предпочла побыть с ним один на один. Ну, что тут поделаешь. Может, в другой раз…
…Я открыла дверь, мы шагнули через порог и оба услышали шаркающие шаги, раздававшиеся со стороны кухни. Через минуту пред нашими очами предстала во всей своей красе Мария Матвеевна.
Тут случилось что-то очень странное и непонятное.
Сначала произошла немая сцена: оба – Глеб и моя новая знакомая – смотрели друг на друга, вытаращив глаза. По их реакции я поняла, что у обоих – удивлению нет предела.
– Вы?! – первой вымолвила Мария Алексеевна, и голос ее дрогнул. – Что вам здесь нужно?
– Это вы что здесь делаете? – сдавленным голосом произнес Глеб, сдерживая ярость. – Это все ваших рук дело?
(Именно ярость отразилась на лице у моего любимого мужчины. Это чувство не спутаешь ни с каким другим.)
– Моих? Вы о чем?
Я переводила взгляд с одного на другую и была удивлена не меньше их. Находясь в легком шоке, что они знакомы и, кажется, не питают симпатии друг к другу, я попыталась встрять:
– Что ты имеешь в виду, Глеб? Мария Матвеевна, вы знакомы?!
Но они даже не обратили на меня внимания.
– Где картины? – вдруг процедил сквозь зубы Глеб и шагнул к старушке.
Мой шок стал еще больше. Я ничего не понимала. Откуда он знает о картинах? Ах, да… Он же сам пытался их снять со стены в музее… (Значит, на фотографии был всё-таки он?) Но откуда он знает о Марии Матвеевне? И почему он ее спрашивает, где картины, если сам же их забрал из музея?
Мое непонимание мне не нравилось. И вообще, мне все не нравилось. Мое романтическое свидание трансформировалось в уравнение с
Еще одна вещь мне жутко не понравилась: я впервые увидела свою любовь с таким перекошенном от злости лицом. Мурашки забегали по коже от такого зрелища. Это был уже не Глеб, а совершенно посторонний мужчина.
Вообще, по жизни не люблю слишком агрессивных людей. Я их просто боюсь! Однажды я стояла рядом, когда два мужика чуть не убили друг друга в драке. Это было ужасно страшно!!! Я и в кино на такие сцены стараюсь не смотреть. Ну, а увидеть подобное в жизни – врагу не пожелаешь. Может, мне Глеб и понравился именно за то, что всегда был невозмутимым, если вспомнить и сравнить его с моими одноклассниками, которые вечно, как петухи, выясняли друг с другом отношения… А тут Глеб и – агрессия… Брр!
И вдруг его недобрый взгляд воззрился и на меня.
– А вы что, родственники?
Я еще не успела ничего ответить, как он, чеканя каждое слово, процедил сквозь зубы:
– Тогда все понятно! Договорились заранее? Удачненько! Одна в музее работает, второй картины нужны. Отличненькая комбинация! В таком случае, мне бояться нечего: сами украли, сами отвечайте! Ха-ха-ха!
В книжках я встречала фразу «произнес ядовито». Сейчас я действительно поняла, что это значит. Точно, он говорил именно так: брызгая ядом. А я вздрагивала от каждого его слова. Мое сердце распадалось на осколки! Глаза вдруг открылись навстречу правде. Я увидела совсем другого человека. И вовсе он был не такой уж красивый. Как я могла страдать из-за него? Точно: любовь зла и слепа! А еще: от любви до ненависти – один шаг.
В этот момент мне было на все начхать: и на украденные картины, и на следователя Бегунова-Прыгунова, и на эту свалившуюся на мою голову бабусю. У меня любовь умирала! Что может быть ужаснее?
Я уже была на грани слезного потока, как вдруг Глеб обернулся ко мне и восторженно заявил:
– Я сам вас отведу в полицию! – глаза его при этом блестели злой радостью. Что-то хищное было в его улыбке. – Это будет доказательством моей невиновности… Но сначала я должен посмотреть на картины. Где они?!
Он вдруг схватил меня за плечи (когда-то я мечтала об этом!) и тряхнул так, что внутри меня что-то булькнуло.
– Не трогайте девушку! – услышала я голос Марии Матвеевны как будто издалека. – Зачем вам нужны картины? Они абсолютно не представляют для вас никакой ценности.
Он выпустил меня и повернулся к старушке:
– Очень даже представляют. Ваша сестра мне рассказала о бесценности этих картин.
– Я не понимаю, – встряла я. – Почему вы знакомы? – наконец-то я смогла задать главный вопрос!