Тайна пустующей дачи

Хольм Йенс К.

— А ты нас не заложишь? — с недоверием спросил тот, что с усиками.

— Если ты не будешь столько пить. Да нет, шучу, конечно. Я вас закладывать не стану!

— Заткнись, Вальтер! — нетерпеливо воскликнул лысый. — Конечно, он не сдаст нас в полицию. И то, что он сказал, весьма разумно. Итак, точно без десяти двенадцать?

— Да. И как только я позвоню, немедленно выезжайте в Копенгаген. Но и тогда не отпускайте мальчишку, да и того пацана, что сидит в ванной комнате. Обязательно заприте входную дверь. Рано или поздно их крики кто-нибудь да услышит. Будем надеяться,

что это случится не сразу. Ну вот, а теперь быстренько загрузите мешки в багажник. И наденьте на лица черные повязки, чтобы он не запомнил, как вы выглядите.

— Но тебя-то он видел, — перебил его бандит с усиками.

— Да, и тот парень утром. Ну да черт с ними! Как только окажусь в городе, сбрею эту бороду.

Тут все они вышли. А я воспользовался подходящим моментом, выбрался из шкафа, прокрался в холл и спрятался там за софой рядом с камином. Пробегая туда, я успел заметить у входной дверь большой черный автомобиль. Но был ли это тот самый, что и утром, я точно сказать бы не мог.

Затаившись, я попытался привести в порядок свои мысли. Для меня было ясно: отец малыша каким-то образом замешан в эту историю. Насколько я понял, он должен был доставить мешки в Копенгаген. И бандиты заставят его сделать это: они похитили его маленького сына и угрожают лишить малыша жизни. Другими словами, мальчику отведена роль заложника.

Но что это, в конце концов, может им дать? Каким образом им удастся избежать полицейского контроля?

Мысли в моей голове путались. Ни к какому логическому выводу я так и не пришел. Тут послышались хлопанье дверей автомобиля и шум заработавшего двигателя. Машина уехала, а оба грабителя — лысый и с усиками — вернулись в дом, заперев за собой входную дверь.

Получалось, что я поступил глупо. Автомашина с деньгами уехала, и я упустил шанс воспрепятствовать этому. Нужно как можно скорее выбираться к друзьям, чтобы совместными усилиями что-то предпринять. Ведь они должны были видеть эту машину и, наверное, смогут дать ее описание.

— Я схожу к малышу, — сказал лысый. — Да брось ты, наконец, пить! Оставь и мне хоть чуть-чуть.

Бандит с усиками что-то пробормотал в ответ. Я увидел лысого, поднимавшегося по лестнице. Через несколько минут он спустился вниз вместе с мальчиком. И они исчезли в кухне, причем бандит плотно закрыл за собой дверь.

Путь для меня был открыт!

Взбежав вверх по лестнице на галерею, я тут же очутился у окна комнаты для гостей и увидел Эрика, вышедшего из кустов и бросившегося к дому. На бегу он сделал другим ребятам знак оставаться в укрытии.

Я открыл окно, вскарабкался на подоконник и глянул вниз. Расстояние до земли было больше, чем я думал.

Затем я прыгнул.

Приземлился не совсем удачно — на одну ногу, которая скользнула по мокрой траве, и я упал на бок. Падая, успел мельком увидеть большую консервную банку с помятыми боками. Потом боль в виске и темнота.

Тут к повествованию вновь подключился Эрик: Мы втроем понесли Кима через лесок к нашей даче. Катя осталась у бревенчатого дома, чтобы понаблюдать, что же будет дальше. Двигались мы довольно медленно,

но когда достигли дачи, Ким был все еще без сознания.

— Попробуем привести его в чувство холодной водой, — предложил Очкарик, и Эвелин побежала на кухню и принесла кувшин воды. Побрызгали ему в лицо, но ничего не помогало. У него не дрогнули даже ресницы.

— Такое случается и со мною на уроках немецкого языка, — произнес я, но никто даже не улыбнулся моей шутке.

Лицо Очкарика было очень встревожено. Я тоже мучительно переживал, но виду не подавал.

— Может, нам лучше позвать врача, — предложил Очкарик.

— А как мы ему объясним, что с Кимом?

— Что он упал с дерева, — сказала Эвелин.

Так мы и порешили и вызвали врача. К моменту его прихода Ким был без сознания уже более получаса.

На лице врача появилось озабоченное выражение. Он обследовал голову Кима со всех сторон.

Я стал опасаться, что доктор скажет: случай серьезный, Кима надо отправлять в больницу. Однако, окончив осмотр, врач посмотрел на нас сквозь очки и сказал дружески:

— Хм, я не думаю, что это очень серьезно. Предположительно: легкое сотрясение мозга. На затылке у него шишка. Но вы вроде говорили, что он ударился виском?

— Я даже видел, что он ударился виском, — подтвердил я.

— Хм. Когда он очнется, то должен спокойно полежать. Под вечер я загляну еще разок. А вам обязательно надо сегодня возвратиться в Копенгаген?

— Да.

— Хорошо, посмотрим, как он будет себя чувствовать.

Врач закрыл саквояж и попрощался. Я проводил его до калитки.

— Не забудьте, что ему нужен абсолютный покой, — напомнил он еще раз, садясь в автомашину.

Когда я возвратился, Очкарик немного повеселел. Он сел на софу у окна и стал протирать очки.

— Маленький мальчик, которого Эвелин заметила в окне второго этажа того дома… — начал он.

— Ну и что с ним?

— Мне пришла в голову мысль: не тот ли это малыш, которого мы искали?

— Но ведь мать утверждала, что он уже возвратился, — вмешалась Эвелин.

— Это так. Но тебя не было с нами, когда она это говорила. По ней было видно, что она лжет. А кроме того, за минуту до того она заявила, что его еще нет.

— Что же он тогда там делает?

— Не знаю, — ответил Очкарик и снова надел очки. — Автомашина, подъезжавшая к тому дому, имела номерной знак дипломатического корпуса. А отец мальчика дипломат. Конечно, это может быть простым совпадением, однако…

— Скорее бы Ким очнулся: мы бы от него узнали все подробности, — воскликнула Эвелин.

Я посмотрел на часы, встал и взял куртку.

— Куда это ты? — спросил Очкарик.

— К матери малыша, чтобы спросить ее еще раз о сыне. Вероятно, тогда она была дома не одна. Я не исключаю, что она сказала неправду.

— А по какой причине? — воскликнула Эвелин.

— Не знаю. Но на всякий случай попробую. Скоро вернусь.

По дороге я еще раз подумал об отцовском велосипеде. Куда он делся? У того бревенчатого дома мы ведь его не обнаружили. Ну да все прояснится, когда Ким придет в себя.