Тайна распущенного шарфа
Шрифт:
– Я действительно заболел! – воскликнул он.
– Не сотрясай воздух, как ты любишь говорить, – спокойно произнесла она. – Я в это не верю. Выглядишь хорошо, на лице румянец. Кроме того, я точно знаю: когда мужчина болеет, он требует к себе беспрерывного внимания. Ты же все мои предложения помощи отверг.
– Я не хотел тебя заразить! – тем же повышенным тоном выдал он.
Анна улыбнулась.
– Не принимается. Ни разу не заметила за тобой сверхзаботы обо мне, – тем же спокойным, бархатным голосом сказала
– Давай по-честному, как ты любишь говорить, – съехидничал Матвей. – А кто тебе мешал приехать?! На харьковский массив виза не нужна, – растягивая последнее предложение, цинично упрекнул он.
Матвей попытался перевести стрелки на нее. Слабый ход.
– Ты прав: не нужна, – Анна нежно улыбнулась. – Я не приехала исключительно из уважения к твоему личному пространству. Точно так же мне не хотелось бы, чтобы ты без предупреждения появился на моем пороге. Но, раз ты даешь разрешение на такой формат отношений, с этого момента буду приезжать, когда мне вздумается.
На ее лице застыла наивно-нежная улыбка. Для полноты картины Анна даже похлопала ресницами. У Матвея забегали глаза.
– Нет, так делать не стоит, – включил он заднюю.
– Вот видишь, ты с моим решением согласен. А значит, не болел.
Вместо ответа он замахал руками, всем видом демонстрируя несогласие и возмущение. Анне его излишняя эмоциональность поднадоела. Она применила ту же технику, что и он когда-то, – «Луч» прямо в третий глаз. Матвей чуть дернулся, но махать руками перестал.
– У меня все просто, Матвей, – она сделала паузу. Он притих. – Отношения – это двухстороннее движение. Если ты не звонишь мне, ты звонишь кому-то другому, – тихо сказала она. – Значит, я делаю то же самое, – она повысила тон, сделав акцент на последней фразе. – Если ты не проводишь свободное время со мной, ты проводишь его с кем-то другим. Значит, я делаю то же самое!
Его лицо исказила гримаса ужаса. Анна тем же бархатным голосом, но уже с холодной, металлической нотой продолжила:
– Если ты не спишь со мной, ты спишь с кем-то другим…
– Значит, ты делаешь то же самое! – закричал он. – Я понял!
– Вот видишь, ты и сам все знаешь.
Анна смотрела ему в глаза взглядом, полным огня, продолжая думать его головой. Их пламенный контакт не прекращался. Матвей прикоснулся к области сердца. В этот момент она обратила внимание на то, что он в рубашке с нагрудным карманом, поверх которой надет тонкий полупрозрачный свитер. В кармане лежал телефон – звук вибрации подтвердил это.
– Я отлучусь на минуту, – он резко встал и вышел из-за стола.
Анна никогда не замечала за ним манеры носить телефон в нагрудном кармане. Он всегда держал его в переднем кармане джинсов. «Неужели записывает?» Она не успела додумать мысль, как Матвей материализовался. Он отсутствовал меньше минуты.
– Значит, отношения для тебя двухстороннее
– Любовь? – она перевела на него гипнотический взгляд. – А чем двухстороннее движение мешает любви?
– Я думал, что любовь – как в «Юноне и Авось». Она его ждала. А у тебя это какие-то торговые отношения. Я тебе фарш, ты мне колбасу. – На его щеках проступил румянец, что свидетельствовало о высшем сексуальном возбуждении.
Анна проникновенно смотрела в воображаемую точку на его затылке.
– Матвей, безусловной любви в отношении мужчины быть не должно. Ты перепутал. Безусловно можно любить своих детей. Любовь между мужчиной и женщиной – это обоюдное уважение, доверие, влечение.
– А как же «Юнона и Авось»? «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду», – процитировал он строчку знаменитого романса.
– Кончита ждала, только нигде не написано, что она в это время делала, – Анна улыбнулась. – Я тоже тебя жду, только не у окна. Ты наслаждаешься жизнью отдельно от меня, я делаю то же самое, – в ее взгляде появился азарт. – Будем наслаждаться жизнью порознь, – закончила она на выдохе.
Матвей застонал, положил руки на стол и опустил лицо на ладони. Он периодически приподнимал голову, бросал короткий взгляд на Анну и вновь стонал. Он бился головой о ладони, что на самом деле означало об стол. Высший показатель беспомощности и полной капитуляции.
Главное заблуждение всех манипуляторов: они думают, что с ними так поступить не могут. «Могут, Матвей, могут». Он стонал от бессилия. Анна понимала: ему больно от собственной слабости и эмоций, накрывших его как лавина. Он испытывал к ней сильное чувство и влечение. Его румянец, горящие глаза, то, как он тянул к ней руки, движения головы, каждая мышца его лица говорили об этом.
Анне хотелось дотронуться до него, но вместо этого она применила технику прикосновения на расстоянии. Она представляла, как гладит его по волосам, и, что самое интересное, Матвей реагировал на ее движения.
– Вначале я была полностью открыта с тобой. Мое отношение сейчас – результат твоих поступков. И я же просила тебя остановиться, – тихо сказала она.
Матвей приподнял голову и внимательно посмотрел в глаза.
– И что мне делать? – спросил он голосом поверженного.
– Все в твоих руках, – тем же тоном ответила она. – Ты же рыцарь!
Он вскочил и выбежал из-за стола. Выбежал уже во второй раз! Судя по реакциям, Матвей не привык, чтобы к нему применяли всю гремучую смесь его адского коктейля. Анна глубоко вдохнула, закрыла глаза, притронулась к векам. Она ощущала себя как никогда спокойно. Он заслужил этот урок. Что он будет делать дальше? И куда убежал? Скорее всего, к зеркалу – смотрит себе в глаза, чтобы взять эмоции под контроль.