Тайна реки Медной
Шрифт:
Глубокой беззвёздной ночью он выполз на берег реки Тлышитны. Последние сутки он не мог идти, но, собрав последние силы, упрямо полз. Утром его заметили на берегу индейцы-рыбаки, те самые, что недавно помогали штурману строить байдару. Их испугал Анатолий — полуголый скелет, обтянутый кожей, залитый кровью, сочившейся из израненных рук и лица. И рыбаки изо всех сил стали грести к противоположному берегу.
Тогда он приподнялся на локте и крикнул:
— Я — проводник русского начальника…
Медленно, осторожно, поминутно отгоняя
Они узнали проводника и хотели поднять, чтобы перенести в байдару, но он сказал:
— Не трогайте… Не нужно. Русский начальник и весь отряд погибли, а я доживаю последние минуты. Дайте мне клятву… Поклянитесь, что отнесёте эту сумку на берег океана и передадите русским…
— Клянёмся… — негромко сказали рыбаки.
Он помолчал, собираясь с силами.
— Хорошо. Теперь возьмите сумку…
— Кто их убил? Расскажи нам… Кто? — допытывались индейцы.
Но Анатолий уже не слышал их голосов. Мутные глаза его остановились, в них больше не отражалось солнце…
Шумное веселье в лагере «воронов» началось на закате. В свете огромных костров, зажжённых на берегу, воины плясали и пели, и чёрные тени их метались по стволам деревьев, стоявших у берега сплошной стеной. Празднество было тем более громким, что уже перед самым вечером старому Инхаглику удалось застрелить неподалёку от селения большого оленя, и шаманы сочли это признаком счастливой охоты на целый год.
Гордый своей удачей, Инхаглик с радостным удивлением осматривал ружьё и подробно рассказывал любопытным, как это произошло.
— Я стреляю из этого ружья в десятый раз… Я не верил, что из такого красивого, как игрушка, ружья можно убить большого оленя. Но когда я прицелился и выстрелил — олень сразу же упал.
Индейцы слушали изумлённо, и каждому хотелось прикоснуться к чудесному ружью. Инхаглик не возражал, — в этот вечер старый вождь был очень добр.
В самый разгар веселья старший из воинов, тот, что руководил походом мстителей, спросил у вождя:
— Почему ты, храбрейший из храбрых, не был обрадован нашей победой? Мы сделали то, что ты приказал, однако ты встретил нас молчанием…
«Доктор», сидевший напротив вождя, ответил за него через переводчика:
— Это потому, что брат мой, Инхаглик, все время думал о вашей судьбе и пережил, быть может, больше, чем вы пережили.
Но к удивлению многих старый Инхаглик-Чёрная Стрела покачал косматой головой и впервые твёрдо, угрюмо, почти зло возразил «доктору»:
— Нет, это произошло по другой причине, — сказал он.
Боб Хайли сделал вид, будто не расслышал этих интонаций, и заметил поспешно:
— Мало ли забот у вождя? Он думал не о том, что уже
Хайли взял бутыль и до краёв наполнил большую деревянную чашку, стоявшую перед вождём:
— «Весёлые капли» помогут тебе, брат мой, быстро и смело принимать решения…
Инхаглик улыбнулся:
— Ты добр… Ты подарил мне красивое ружьё и сказал, что даришь на счастье… Твои слова, я думаю, оправдаются.
Боб Хайли повеселел:
— Конечно, оправдаются, брат мой! Это ружьё даст тебе ещё десятки оленей, а если тебе случится встретиться с врагом, он станет перед тобой на колени.
— Хорошо, — сказал Инхаглик, — если мне случится встретиться с врагом, я заставлю его стать на колени. Но скажи мне, доктор, если смерть так послушна этому ружью, нет ли у тебя лекарства, дающего бессмертие?
«Доктор» ответил смеясь:
— Такого лекарства не существует…
— Но есть ли другое лекарство, призывающее смерть?
Боб Хайли насторожился:
— Не знаю… Не слышал.
— А если на маленькой посуде изображены мёртвая голова и кости, что это означает?
— Где видел ты такую посуду? — спросил американец, бледнея.
Инхаглик подал ему тёмный флакончик и заметил, как дрогнула рука «доктора», когда тот принял его. Впрочем, Хайли сразу же овладел собой и засмеялся:
— Этим лекарством я лечил твоего сына, и оно, как ты знаешь, помогло. Оно даёт человеку силу и бесстрашие, но у меня больше нет такого редкого и дорогого лекарства.
— Я хочу, чтобы ты был сильным и бесстрашным, — сказал Инхаглик. — Здесь оставалось несколько капель твоего редкого лекарства, но ты уже проглотил их с олениной.
Трясясь и ещё больше бледнея, Боб Хайли медленно встал из-за стола:
— Это неправда… Ты не мог этого сделать!
Большими глотками индеец выпил всю чашку до дна, и глаза его потускнели:
— Я хотел, чтобы ты был бесстрашным и сильным. Я знаю, что все твои лекарства поддерживают здоровье и не приносят вреда.
Возможно, что и теперь «доктор» смог бы сохранить спокойствие — у него оставалась все-таки малая надежда на ослабленность яда и на то, что доза была слишком незначительной, не смертельной. Но его выдал переводчик. С криком он бросился к вождю.
— Ты отравил доктора… Теперь ты не вождь!.. Ты убийца друга!..
Коротким движением руки Инхаглик отбросил его в сторону и встал, опираясь на ружьё.
— Как ты себя чувствуешь, доктор?
С огромным усилием Боб Хайли сдержался, чтобы не вскрикнуть; как будто ледяное лезвие бритвы полоснуло его по лёгким. С горечью он успел подумать о том, что какая-то жалкая стекляшка обрывала и жизнь его и планы. И ещё он подумал о Куорлсе: вот ради чьей наживы он сейчас умрёт! Конечно же, и Куорлс, и компаньоны только посмеются над Бобом Хайли, над этим неудавшимся миллионером, который отдал им своё богатство… Отдал ли уже? Нет! Пусть сами испытают, чего оно стоит.