Тайна реки Семужьей

Кубанский Георгий Владимирович

Кроме этого, ничего интересного сообщить следователю Суфрин не мог.

— Идут, как положено, — закончил он свой короткий доклад. — Всего два раза и оглянулись.

— Оглянулись все же? — довольно подхватил Долгушин. — Очень хорошо, что оглянулись! И вас видели?

— Как не видеть? — Суфрин все еще не мог оправиться от удивления. — Я стоял-то… Весь на виду. Наверно, посмеялись они надо мной.

— Пускай смеются, — заключил Долгушин. — Все идет, как надо. — Он быстро сложил бумаги в полевую сумку. — Пошли, Суфрин! Скоро вам все

станет понятно.

Долгушин зашел в правление, забрал ожидающих его помощников и направился к Семужьей, где укрылись Прохор Петрович и Федя…

…— Ну как, Прохор Петрович? — спросил Долгушин, разыскав бригадира. — Никто не появлялся?

— Не было никого.

— Скоро придут, — заверил его следователь.

На этот раз места для засады заранее присмотрел Прохор Петрович. Оставалось условиться о сигнале, которым сидящий в засаде мог бы предупредить остальных о появлении Барбоса и Немого. Прохор Петрович предусмотрел и это. Он предложил сигналить, подражая писку пеструшки.

— А если настоящая пеструшка запищит? — возразил Володя. — Может же так случиться?

— Наш сигнал — тройной писк, — уточнил Прохор Петрович. — Три раза подряд.

— Запищит наш Федя басом! — вставила Наташа, умалчивая, впрочем, о том, что и сама-то она не представляла: удастся ли ей запищать пеструшкой.

— Сделаем! — успокоил девушку Прохор Петрович, понимая, что смущает Наташу. — Запищишь, как настоящая пеструшка.

Он ненадолго скрылся в кустах и вышел оттуда, держа в руке несколько тонких стебельков. Один из них Прохор Петрович раздвоил, положил между губами и тоненько свистнул.

— Вот вам и пеструшка! — сказал он и подал стебелек-пищалку Наташе. — Попробуй-ка.

Долгушин дал своим помощникам проверить пищалки.

— Хорошо, — сказал он. — По местам, товарищи!

Засада расположилась по обоим берегам реки. Сидя в укромных местах, ее участники не только просматривали все подходы к лавам, но и прикрывали пути возможного бегства преступников.

Ждать пришлось долго. Больше часа прошло, пока лежащие на левом берегу — Федя, Прохор Петрович и Наташа — услышали тонкий писк пеструшки. Еще и еще раз. Сигнал!

К общему удивлению, свистел старый Каллуст, поставленный Долгушиным на самое безопасное место. Никто не предполагал, что хищники появятся со стороны, противоположной погосту. Очевидно, они обошли погост, перебрались через Семужью выше по течению и, прикрываясь густым низкорослым ивняком, пробрались к лавам — туда, где их меньше всего ожидали.

…Барбос и Немой вышли к реке не сразу, а залегли в кустах, осторожно оглядываясь по сторонам. Лежали они долго, желая, вероятно, убедиться, что ничего им не угрожает. Первым поднялся Барбос. Он осмотрелся и прошел на лавы. Барбос хорошо приметил место, где «уронил» кисет. Стоя на мостках, он подождал отставшего Немого. Вдвоем они напряженно всматривались в реку. Место здесь было неглубокое. Но вода бурлила и пенилась, мешая просматривать дно…

Внимание участников

засады было приковано к лавам. Каждый из них готовился, по знаку следователя, броситься к преступникам, взять их в крепкое кольцо. И совсем уже неожиданно в стороне, где притаился старый Каллуст, снова послышался знакомый тройной писк пеструшки.

Старый пастух сигналил, что к реке подошел еще кто-то. Но кто мог появиться здесь? Если б свистел кто-нибудь другой, можно было бы усомниться, заподозрить ошибку. Но старый Каллуст, опытный тундровик, зря сигналить не станет. Как хотелось Прохору Петровичу, Феде и Наташе поднять голову, получше рассмотреть, что происходит там, у старого Каллуста! Но они продолжали неподвижно лежать, прижимаясь к влажной, пахнущей сыростью земле…

…Барбос и Немой, стоя на лавах, настойчиво просматривали дно. Взгляд Немого задержался на двух белых камнях. Он показал на них рукой. Барбос всмотрелся в трепещущее под быстрым течением неровное дно и ловко соскочил на выступающий из воды большой плоский валун. Затем, сорвав с плеч стеганку и засучив по плечо рукав полосатой тельняшки, быстро вытащил из воды знакомый красный кисет с вышитыми желтыми ягодками.

Барбос отряхнул мокрую руку, опустил закатанный рукав, легко забрался на лавы… и замер.

Из зарослей серебристого ивняка поднялся Сазонов. Улыбаясь, шел он навстречу сообщникам. Но улыбка его не предвещала ничего хорошего. Улыбалось у Сазонова только лицо, а глаза оставались холодными, зоркими. Сазонов шел за своей долей добычи, не вынимая правой руки из-за пазухи…

Глава тридцать седьмая

КАРА

Допустить такой просчет! Сазонов не мог себе этого простить. Надо же было ему навязать себе на шею новоселов! Недаром Барбос говорил: «В пропасть их… и концы». Говорил! Но ведь Сазонов оставил его в группе старшим, когда уходил искать мальчишку. Почему же сам Барбос не разделался с пленниками? Ума у него хватило подбивать другого на расправу. А сам даже в пещере не смог рассчитаться с издевавшейся над ним девчонкой. Своими глупыми рассуждениями о законе и расстреле она словно намордник надела на Барбоса. Впрочем, не так уж они были и глупы. Слушая их, Сазонов и сам чувствовал себя неважно, хотя Наташа к нему и не обращалась.

Сазонов понимал, что отступать уже поздно. Да и некуда отступать. Бежать? Куда побежишь? Без денег, в пропахшей дымом стеганке и меховой шапке в июне далеко не уйдешь.

Мог ли он сейчас, потеряв все, отказаться от последней надежды — от жемчуга, богатства?

Как жалел Сазонов, что не сумел захватить кисет, когда выходил из пещеры! Тогда бы он был уже далеко от реки, ставшей такой опасной. А теперь? Пришлось следить за людьми, уводившими его сообщников с побережья, следить, напрягая все силы свои и ловкость, чтобы не потерять их в тумане и самому не попасться им на глаза.