Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Ну, а если уж сорвется, я приду туда сам и буду действовать по-своему, — сказал Шеер.
Фон Прум кивнул.
— Потому что за это вино отвечаю я.
— Вы получите ваше вино.
Полковник шагнул к двери кабинета, и капитан понял, что разговор окончен.
— Мне нужно это вино, мне нужно получить его быстро, и мне нужно получить его все до капли. — У двери полковник остановился. — Когда у вас все будет готово, дайте мне знать, и побыстрее. Мы придем и заберем вино.
— Но смысл разработанного мною плана, — сказал фон Прум, — состоит
— Вы хотите, чтобы народ добровольно участвовал в собственном ограблении? — сказал полковник. В голосе его прозвучала нотка горечи.
— Да, — сказал фон Прум; он произнес это так спокойно и с такой глубокой убежденностью в своей правоте, что эта наглая самоуверенность заставила полковника расхохотаться.
— Для потомка Шмидта фон Кнобльсдорфа у вас кое- чего не хватает, вы это знаете? — Полковник постучал квадратным пальцем по груди капитанского мундира. — Чисто-пусто у вас здесь. Ни одного знака отличия.
Отец фон Прума тоже был этим озабочен. Однажды, собираясь в церковь, он даже предложил сыну надеть какой-нибудь из его орденов.
— Знаете, что я сделаю? — сказал полковник Шеер. — Если вы сумеете заставить жителей этого города… как он называется?
— Санта-Виттория.
— Если вы заставите их притащить свое вино сюда, на железнодорожную станцию, я представлю вас к «Железному кресту».
Фон Прум улыбнулся.
— Третьей степени, разумеется, — сказал Шеер. — Но это будет «Железный крест», понимаете?
После этого капитан получил возможность уйти, но, спустившись с лестницы, он приостановился и обернулся к полковнику.
— А я в таком случае, — воскликнул он, — поставлю ваше имя на обложке моей «Бескровной победы» — посвящу ее вам.
— Нет, к чертовой матери, — сказал Шеер. — Когда война окончится, вы пригласите меня отобедать у вас. И распорядитесь, чтобы меня пропустили с парадного хода. — Он улыбнулся своей жесткой, недоброй улыбкой. — Пригласите меня и этого малого, на которого вы постоянно ссылаетесь.
Фон Прум поглядел на него с недоумением.
— Нитшу, — сказал Шеер. — Этого вашего дружка — Нитшу.
— Ницше, — сказал капитан. — Он умер.
— О, вот как! Очень жаль, — сказал полковник Шеер — Тогда пригласите меня и всю вашу родню.
— Непременно приглашу, — сказал капитан фон Прум. — И подниму в вашу честь бокал с вином из Санта-Виттории.
Для Бомболини все пока что складывалось не так уж плохо — во всяком случае, он имел возможность мирно спать до одиннадцати часов, после чего народ потребовал, чтобы Роберто пошел и разбудил мэра. Заглянув к нему в комнату, Роберто удивился: мэр спал — сладко как дитя.
— Они ждут тебя там, внизу, — сказал ему Роберто,
— Да, я знаю. Я чую, что они там.
— Вся площадь забита народом.
— Они не знают, что делать. С ними нет их Капитана. Мэр встал с постели и легким неторопливым шагом направился к дверям, и Роберто, глядя на него, понял, что мэр во сне уже принял решение.
— Большой
— Я знаю, что они там, — сказал Бомболини. — Я их чую. Чую носом. Говорят, лошадь чует воду, еще не видя ее. А я чую их, и они чуют меня. Ты знаешь, чем я доволен, Роберто?
— Нет.
— Я отлично выспался. — Бомболини постучал себя пальцем по лбу и сделал безуспешную попытку пригладить свою буйную гриву, по поводу которой Баббалуче сказал как-то раз, что, если курица снесется у Бомболини на голове, он об этом даже знать не будет, пока яйцо не скатится вниз. — И господь бог просветил меня, как мне кажется. Он вложил мне кое-что в башку. Пошли!
Они спустились вниз в залу, где уже собрались все члены Большого Совета.
— Господь бог поведал мне одну историю. Я хочу рас сказать ее вам, а вы уж сами скажете, что она должна означать. Мне думается, в этой истории — указание, как нам поступить.
Все приготовились слушать — одни расселись вдоль стен, другие остались на ногах, — и Итало Бомболини рассказал им историю про крестьянина Гальяуди.
Тысячу лет назад на Италию напали иноземцы с севера, прозывавшиеся варварами; предводителем их был человек по имени Барбаросса. Эти варвары все сметали на своем пути, пока не подошли к одному обнесенному стеной городу, расположенному к северу от наших мест, и этот город отказался им покориться. Чего они только ни делали, чтобы захватить город, но, когда увидели, что все бесполезно, решили обложить его осадой и уморить население голодом. Пришла зима, в городе начался голод, и все понимали, что сдача теперь только вопрос времени, и вот тогда один крестьянин по имени Гальяуди явился к правителю этого города со своим планом.
«Прикажи отдать мне всю пшеницу, которая еще осталась в амбарах, и все прочее зерно, и я спасу город. А если не спасу, ты меня убьешь».
«Насчет этого не беспокойся, мне не придется тебя убивать — народ сделает это за меня», — сказал правитель. Но так как все равно делать было нечего, то он скрепя сердце отдал всю пшеницу и все прочее зерно крестьянину, хотя и понимал, что это ни к чему. А крестьянин начал скармливать драгоценные запасы своей корове, и народ, увидав это, был охвачен ужасом и гневом.
«Теперь принесите мне всю воду, какая есть», — приказал Гальяуди. И его корова пила и пила, а люди сосали пересохшими губами камни, стремясь утолить жажду.
«Теперь принесите мне все вино».
И в ярости наблюдал народ, как крестьянин сидел и пил их последнее вино и, выпив все до капли, засмеялся. А на заре открылись в городской стене маленькие боковые ворота, и пьяный крестьянин вместе с раздувшейся от еды и питья коровой вышел из города. Очутившись же за городской стеной, там, где раскинул свой лагерь неприятель, он начал петь и орать во все горло, и буянить, и пинать ногой корову, а корова жалобно вздыхала и мычала. Неприятель, глядя на это, не верил своим глазам, и жители города, смотревшие с городской стены, тоже давались диву и тоже не верили своим глазам.