Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Пьетросанто, наверно, сейчас начнет, — сказал кто-то.
Как раз в эту минуту из-за горы выглянуло солнце — лучи его скользнули по стенам, опоясывающим город, заиграли на черепичных кровлях, засверкали на красно-синей рекламе на Кооперативном винном погребе, так что и реклама загорелась, как солнце.
— Вы уверены, что знаете, как это делается, падре? — спросил Бомболини. — Надеюсь, это не займет у нас много времени?
— Все здесь, вот тут, — сказал священник и постучал по книжке, которую держал в руке вместе с крестом. — Все повеления господни.
После ливня, казалось, должно было
— Уж больно добрый для винограда денек, — заметил кто-то.
Говорят, когда после дождика наступает жара, в винограде прибавляется сахару и гроздья наливаются лучше. Но никто при этом не сказал другого: что для людей это будет тяжелый день. Солнце уже предвещало жару: оно было плоское, безжалостное и белесое — точно блюдце висело в небе; и нигде ни облачка, чтобы хоть немного умерить его жар. Теперь все шли молча, пока не достигли подножия горы, где находились Римские погреба. У входа все остановились, пропуская вперед священника.
— Поспешите, пожалуйста, падре, — сказал Бомболини. — Нырните туда и освятите это место.
— Дела господни не свершаются в спешке, — возразил Полента, после чего открыл черную книжицу, помусолил палец и принялся ее листать, начав с первой страницы.
— Есть же указатель, падре, — сказал Баббалуче. — Неужели нельзя заглянуть в указатель? Смотрите на букву Д — «дьявол».
Священник даже не поднял на него глаз. И продолжал заниматься своим делом. Первая партия уже двинулась вниз с грузом вина, а он не добрался еще и до середины книжки.
— А вы не можете сами сочинить молитву, падре? — негромко спросил его Витторини.
— По-моему, богу это понравилось бы, — сказал кто-то. Все кивнули.
— Что-нибудь этакое новое, свежее, — сказал Бомболини.
— Что-нибудь от сердца, а не из книги.
— Да, — сказал Бомболини. — Господу это понравится. Мне бы, к примеру, понравилось, будь я господом богом.
— Есть верный способ изгнания духов и есть неверный, — сказал падре Полента. — Все — в этой книге, и господь все по книге делает.
Первая партия носильщиков уже сложила вино на песок у входа в погреба и снова полезла в гору, когда Полента наконец нашел то, что искал.
— Изгонять! — сказал священник. И посмотрел на всех. Не на слово «дьявол», и не на слово «духи», и не на слово «привидения». А на слово «изгонять»!
Полента назидательно поднял палец кверху, мэр тотчас подскочил к нему и выхватил из его рук книгу.
— Только не потеряйте это место, падре, ради всего святого не потеряйте! — воскликнул он.
Но даже и после этого мало что сдвинулось с места. Священник долго читал про себя, потом объявил, что ему нужна вода. Воды не оказалось, ему предложили вино, но, так как в книге говорилось «вода», значит, нужна была вода. По счастью, так как накануне ночью шел дождь, в канаве вдоль дороги скопилась грязная вода. Ее принесли в кожаной шляпе Витторини — петушиные перья на ней намокли
— Ну, идите же, падре, приступайте к благословению, — сказал он.
Полента вошел в пещеру, и несколько храбрецов вошли вместе с ним, но они старались держаться позади священника, который, вооружась крестом и кропильницей, очищал воздух и изгонял злых духов, если таковые таились где-нибудь во тьме Большой залы. Когда же он двинулся вглубь, к двум винным погребам, пробитым в задней стене и уходящим в недра горы, то даже Бомболини поотстал, так что священник в полном одиночестве вступил в первый погреб и со всего маху плюхнулся в воду. Через некоторое время он вынырнул на поверхность и принялся звать на помощь, но в первую минуту никто не поспешил к нему, ибо все считали, что там завязалась борьба между Добром и злом и, судя по всему, зло одерживало верх над добром, как иногда бывает. Наконец Бомболини и Витторини пересекли пещеру и, обнаружив, что священник стоит по пояс в воде, помогли ему выбраться на сухой песчаный пол Большой залы.
Ледяная рука снова сжала сердце Бомболини, и сердце У него — а может, душа, ибо он считал, что она помещается где-то там, возле сердца, — захолодело, как кожа у Поленты.
— Ну, вот и все, — сказал кто-то. — Теперь остается только поставить на всем крест.
Погреба были на четыре фута затоплены водой. Люди начали заходить в Большую залу, но никто не отваживался сунуться в погреба. Иные боялись даже стать у входа — из страха перед духами, изгнанными святой водой и крестом: а вдруг духи на них набросятся?
Сейчас по крайней мере пятеро утверждают, что каждый из них был первым, кто нашел выход из положения.
— Зовите сюда Лонго! — сказал кто-то. — Если кто тут и поможет, так только Лонго.
Когда пишешь историю и оглядываешься назад, то видишь, как все могло бы повернуться по-другому, если бы в ту или иную минуту кто-то поступил не так, а иначе. Если бы Фабио не отправился в тот вечер в Монтефальконе; если бы велосипед Гамбо не стоял на месте, потому что самого Гамбо зашибло камнем, и если бы Гамбо не делил комнату с женщиной по имени Габриела, а Фабио не приглянулся бы ей; если бы Томмазо Казамассима не произнес своей речи по поводу храбрых мужчин и доброго вина и, наконец, если бы на месте действия не появился Лонго, все могло бы быть иначе.
И вот все ухватились за это имя, как за спасительную соломинку, и принялись его повторять — от необтесанных каменных стен Большой залы гулким эхом отдавалось: «Лонго, Лонго!» Это имя сулило им спасение, они ждали от него чуда. Кто-то из самых молодых выбежал из погреба и помчался вверх по горе. Он бежал, пока его несли ноги, а потом выкрикнул имя Лонго, и его услышал один из тех, кто спускался вниз, — теперь уже по склону горы непрерывной чередою спускались люди, нагруженные вином; человек, услышавший имя Лонго, обернулся и передал наказ тому, что шел позади, а тот — следующему; так наказ пролетел по горе, передаваемый из уст в уста, с каждым разом поднимаясь на пятьдесят футов. К тому времени, когда Бомболини и священник вышли из пещеры на яркое солнце и посмотрели вверх, Лонго, не менее удивленный, чем все остальные жители Санта-Виттории, уже спускался вниз.