Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— По-моему, он — того, — сказал фельдфебель. — У них тут мальчишки целыми днями пасут коз, совсем одни, а от этого бывает помутнение рассудка.
Минут через десять они достигли подножия горы и увидели Фунго, у которого и в самом деле такой вид, точно он не в своем уме, особенно когда улыбается. Фунго подметал площадку у входа в Римские погреба.
— Еще один такой, — произнес фельдфебель Трауб. Они уже повернули и поехали было вверх — это была первая в истории попытка въехать на машине на нашу гору, — когда капитан обернулся и еще раз посмотрел на Фунго и на вход в погреба.
— Надо будет обследовать это место, — сказал
На полпути вверх они остановились, чтобы дать моторам остыть. В виноградниках они увидели людей, приютившихся в тени листвы; многие из них спали.
— Приготовьтесь к тому, что нас будут встречать с чисто итальянской помпой, — сказал фельдфебелю капитан фон Прум. И добавил, что там будет и мэр в своем единственном черном костюме, выпачканном вином и навозом, и несколько стариков с флагами, в вытертых рубашках, увешанных медалями еще прошлой войны, и члены фашистской партии, которые будут клясться в вечной преданности своим поработителям. Было без десяти минут пять.
Прежде чем двинуться дальше, капитан фон Прум сорвал несколько виноградин с лозы у дороги и попробовал — виноград был кислый. На беду, Паоло Лаполла оказался подле них.
— Что это у тебя с виноградом? — спросил фон Прум. Паоло не сразу набрался храбрости ответить.
— Да он еще не созрел, — произнес он наконец. — Рановато вы приехали.
Немцы рассмеялись.
— А когда ты советовал бы нам приехать — в будущем году?
— Позже, позже, — сказал Паоло. — Много позже.
— Виноград-то у тебя кислый. А как вино?
— А-а-а, вино, — сказал Паоло. — Вино — это другое дело. Надо будет вам его попробовать.
— Попробуем, — сказал фон Прум, — попробуем. Грянул такой хохот, что Паоло испугался.
— Больно хорошо вы по-итальянски говорите, — сказал Паоло.
— Ты тоже, — сказал фон Прум.
— Так я-то ведь родился здесь, ваше превосходительство, — сказал Паоло.
Те, что стояли у Толстых ворот и везде, откуда видны были виноградники, испугались за Паоло, а еще больше испугались того, что он может сказать, но Бомболини, когда ему об этом сообщили, не испугался. Ведь сказал же Учитель, что это величайшая мудрость — прикинуться иной раз дурачком, а Паоло был мастер но этой части, да и вообще все жители Санта-Виттории постигают это искусство уже к тому времени, когда их отнимают от груди.
По всей Корсо Кавур вплоть до Народной площади люди стояли на пороге домов, и вдоль улицы, и по краям площади, потому что теперь, после того как немцы разбомбили двуколку и снарядом сорвали рекламу, глупо было делать вид, будто никто знать не знает о том, что они пожаловали сюда. Люди стояли молча и были очень спокойны — это посоветовал Бомболини, который сказал, что они должны встретить пришельцев так, как встречают похоронный катафалк: никто не станет выскакивать на улицу и бежать за катафалком, но никто и не отвернется, когда он едет мимо. Настроение у людей было скорее даже приподнятое, потому что отверстие в горе было немцами замечено, но они не сунулись туда.
Только Фабио был расстроен.
— Восемь солдат и офицер, а нас-то ведь тысяча! — сказал он. — До чего докатилась моя страна!
Когда рокот моторов достиг Корсо Кавур, Фабио покинул площадь и направился в Верхний город, а оттуда через городские ворота — в горы.
Корсо неудобна для движения, потому что, как сказал Туфа, она точно труба, зато каждый звук там
И сейчас рокот моторов гудел в этой трубе и с ревом вырывался на площадь, так что даже те, кто стоял в дальнем ее конце, застыли.
Посреди площади стояли только двое — мэр города Итало Бомболини и Эмилио Витторини в парадном мундире своего старого полка. А позади них возвышался фонтан Писающей Черепахи.
Первым на площади появился мотоцикл. Из-за крутизны улицы люди увидели его, лишь когда он вынырнул в конце Корсо и на секунду словно повис в воздухе — одно колесо на площади, другое — на Корсо. Потом оба колеса прильнули к булыжнику площади, и мотоцикл помчался вперед.
Конечно, немцы видели двух человек, стоявших посредине, но они не направились к ним, а повернули вправо и с ревом пронеслись вокруг площади, по самому ее краю, где, прижавшись к домам, стояли люди. Объехав площадь, мотоцикл вернулся к началу Корсо. Бомболини же и Витторини по мере продвижения мотоцикла поворачивались, чтобы все время стоять к нему лицом — так поступает матадор, когда бык вылетает на арену. Но немцам одного раза показалось мало, и они вторично поехали вокруг площади, пока грузовичок и легкое орудие двойного назначения не нагнали их и не пристроились следом. На этот раз они ехали еще быстрее — громче ревел мотор и взвизгивала резина на камнях. Это производило внушительное впечатление. Невероятно внушительное. Ведь большинство жителей были уверены, что ни одна машина никогда не сможет подняться по Корсо и въехать на площадь. По знаку офицера грузовичок остановился, солдаты спрыгнули на мостовую, отцепили орудие и нацелили его на народ. Только после этого мотоцикл резко развернулся и направился к тем двоим.
Жена Витторини крикнула ему, чтобы он отскочил в сторону, но все знали, что Витторини не шелохнется. А вот про Бомболини все думали, что он кинется сейчас от мотоцикла наутек, но он продолжал стоять как вкопанный, точно знал, что ему уготована такая судьба. Кое-кто из жителей со страху отвернулся, но в эту минуту мотоцикл, отчаянно заскрежетав тормозами, остановился на расстоянии какого-нибудь фута от Бомболини и Витторини, — собственно, у самого ботинка мэра.
— Приветствуем вас в Вольном Городе Санта-Виттория — крикнул Бомболини, перекрывая гул моторов. — Мы, жители этого города, знаем, что во время войны… Дальше никто уже ничего не слышал, потому что Трауб дал газ, мотор взревел и голос мэра потонул в грохоте.
— Внимание! — рявкнул Трауб и выключил мотор. Капитан фон Прум поднялся в коляске.
— Чтоб через двадцать минут принесли на площадь шестнадцать матрасов, — приказал фон Прум.
К этому времени Витторини обрел утраченное было самообладание и, вытянувшись по всем правилам, взял «под козырек».
— …мы знаем, что во время войны… — попытался было продолжить Бомболини.
— Тихо! — рявкнул фельдфебель Трауб.
— Шестнадцать, — повторил фон Прум, обращаясь к Бомболини. — Понятно?
Бомболини кивнул.
— Я хочу, чтобы вы знали, капитан, что мы готовы и полны желания помочь вам как гостям нашего города, — смотрите на нас как на хозяев гостиницы, где вы остановились.
Бомболини продолжал говорить, но никто не слушал его. Фельдфебель сошел с мотоцикла, обошел вокруг него и открыл дверцу коляски, чтобы капитан мог выйти.
— Слова текут у него изо рта, как вода из этой черепахи, — сказал капитан фон Прум.
И они направились к фонтану.