Тайна серого кардинала, или Как я стала злодейкой
Шрифт:
Это было похоже на знак свыше.
— Я помогу вам, барон, и, конечно, возьму с вас причитающееся. Можете не беспокоиться — ваша проблема будет улажена наилучшим образом. Но после этого вы выполните то, что я скажу. И лучше вам держать нашу сделку в тайне. В противном случае проблему с вами я улажу так же, как и вашу.
И без того трясущийся от страха Арне де Саар после этих слов пожелтел лицом и почти сразу пожалел о своей просьбе, но было поздно. Магистр был не тем человеком, от которого можно легко отвязаться.
— С того часа, как умерла ваша дочь, слуги
— Еще нет, — помотал головой старик. — Но провизия заканчивается, и кто-то должен отправиться в ближайший поселок уже зав…
— Вскоре вам придется нанять новых слуг, барон, — перебил его Тариен. — А пока постарайтесь проявить умеренность в еде. Сейчас донесите до ваших слуг, что они обязаны слушаться моих указаний — об остальном я позабочусь сам.
По признанию самого барона, он был на грани разорения и не мог себе позволить прокормить большое количество слуг, поэтому челяди в замке было немного. Нескольким из них Тариен отдал приказ отнести тэлли Клодию в замковое святилище живых камней и зажечь там все факелы. Он планировал спрятать тело покойницы на короткое время, пока не будет уверен, что барон готов выполнить условие, которое ему будет выдвинуто.
Когда распоряжение было выполнено, Тариен собрал всех слуг в обеденном зале. Поставив на стол принесенную с собой небольшую шкатулку, он откинул крышку. Внутри были перстни. Восемь тяжелых перстней с камнями кровавого цвета. Пока он вынимал их из шкатулки по одному и надевал на пальцы, слуги переглядывались и перешептывались.
Он сомневался, что этим простолюдинам из далекой провинции Саар было известно, что истекшие кровью живые камни в перстнях могут носить только сильнейшие маги ордена Нагрот. Видимо, ропот слуг был вызван цветом крови. Именно из-за того, какое впечатление перстни производили на людей, Тариен старался не надевать их без особой необходимости.
Но когда все восемь перстней оказались на его руках — вся челядь барона была обречена.
— Слуги замка Саар не покинут это место. Да будут скованы цепями Нагрота!
В тот момент, когда все эти люди — мажордом, лакеи, конюх, горничные, прачки, повар с помощниками, посыльные, — начали кричать и плакать от ужаса, они уже не могли пошевелиться по собственной воле. Их тела больше не подчинялись им.
Наверное, Тариен мог выбрать другой способ избавиться от свидетелей семейного позора барона, но так было проще, и ему не было нужды пачкать руки.
Он приказал слугам спуститься в святилище — они не могли ослушаться, скованные сильнейшей магией подчинения. Расставлять их в жертвенники не стал — в святилище живые камни доберутся до своей жертвы в любом месте.
Ни в чем не повинные, годами преданно служившие барону люди на его глазах умирали от страха. Нет, Тариен не испытывал удовольствия от своей власти над ними. Он лишь следовал клятве, которую однажды дал самому себе — любая цена должна быть заплачена ради мести.
Однако Тариен замешкался, чтобы найти взглядом Клодию де Саар. Как он и просил слуг, они устроили ее тело в одном из жертвенников. Она выглядела так, будто сидела, откинувшись спиной на стену
«Исполнительные», — почти с сожалением подумал он о слугах барона.
Он тянул время не для того, чтобы изменить свое решение, а лишь с одной целью — подарить им несколько лишних мгновений жизни.
Но время вышло.
В святилище в сознание Тариена проникал тихий шепот — текучий, как вода. Тариен давно привык к нему, как человек привыкает к шелесту листьев. Когда живые камни говорили так тихо, это означало, что они находятся в состоянии сна.
— Живые камни Ансаллы, примите жертву от имени того, кто говорит с вами. Пусть кровь свидетелей грехопадения утолит ваш голод и принесет благословение моей кровной мести.
Присев, Тариен прижал к полу раскрытую ладонь и воззвал:
— Пробудись!
От его пальцев по полу прокатилась волнами дрожь — и шепот живых камней стал нарастать.
Тариен поднялся. Резанув ребром ладони по воздуху, он тотчас услышал вскрики — они взвивались к темному своду святилища один за другим. А из ран, нанесенных на тела слуг магией, уже капала на пол свежая кровь.
Многоголосое ликование ворвалось в сознание Тариена, вытесняя из головы его собственные мысли, переполняя собой все его существо.
Напоенные кровью жертв живые камни очнулись ото сна…
Когда все было закончено, и перед Тариеном остались лишь каменные фигуры — крик и ужас застыл на их окаменевших лицах, — Тариен прошелся вдоль них, чтобы убедиться, что живые камни Ансаллы завершили свою трапезу, не оставив в живых никого.
Когда он поравнялся с последней фигурой — это был мальчик-посыльный, — его взгляд случайно мазнул по жертвеннику, где лежала дочь барона. Брови Тариена хмуро сошлись на переносице.
Он подошел ближе, и от увиденного воздух словно выбило из его легких.
Случилось то, чего он не планировал — Клодия де Саар была поглощена живыми камнями.
Ее окаменевшее лицо было все таким же безмятежным, будто она спала, но вот руки…
Тариен хорошо помнил, что руки девушки безвольно лежали вдоль тела, когда слуги принесли ее сюда и уложили в жертвенник. Но теперь, окаменевшие, они обхватывали живот, словно в попытке защитить дитя в чреве.
Пробуждая живые камни, Тариен окропил их кровью слуг, принося тех в жертву. Он мог допустить, что магия задела и Клодию, нанеся ей рану… Вот только у мертвых густая кровь, она не вытекает из ран и не может пролиться на пол.
Эта жертва не могла быть принята. Разве только…
Не случайно у Клодии не было признаков утопления, и выглядела она, будто просто заснула.
Сон, настолько глубокий, что похож на смерть — вот, что это было!
Клодия де Саар все это время была жива.
В последний момент — в самый последний момент ее жизни! — она смогла проснуться, чтобы заслонить руками свое нерожденное дитя от силы, которая в итоге поглотила их обоих живьем.
— Ты сделал меня невольным убийцей своей дочери, барон, — глухо произнес Тариен, и его глаза сузились от гнева.