Тайна силиконовой души

Шахова Анна

– Да это они с ней сотрудничают. Она так орала один раз на несчастных попиков, что мне их даже жалко стало.

– А давно этот стенд не работает?

– Да, пожалуй, с неделю. Странно даже.

– Вас как звать-величать? – помягчел Быстров, которому необходима была поддержка этой ценной свидетельницы.

– Натали.

– А полнее?

– Ну, Наталья Юрьевна Крапивина.

– Наталья Юрьевна, нам бы поподробнее об этих деятелях побеседовать.

Натали брезгливо пожала плечиком:

– Что о них беседовать? Спекулируют, надев рясы, старыми иконами и другим ветхим хламом. А эта фурия, ну, которую вы мне показали, за те полгода, что мы торгуем, приходила несколько раз – «строила» их, копалась в ларьке. Ну, вроде порядок наводила. Больше я о ней ничего не

знаю. – Девица метнулась от Быстрова, завидев перспективных покупателей: хорошо одетую пожилую пару, разглядывающую золотые образки на цепочках. Слепя супругов всеми тридцатью двумя жемчужинами, заворковала-засыпала специальными словами – карат-вес-грани. Мужчина с улыбкой, понимающе кивал Натали, жмурясь на выпирающий из-под топа бюст продавщицы. Его спутница, поджав губы, скептически наблюдала за происходящим. Когда улыбка мужчины приблизилась по широте и обворожительности к улыбке Натали, женщина, дернув супруга за рукав, поволокла недоуменно сопротивляющегося перестарка от витрины.

Взяв координаты Крапивиной, досадующей на упущенных покупателей, и заручившись ее твердым обещанием позвонить ему, когда кто-либо появится в скитской палатке, Быстров вновь направился к организаторам.

– Мне нужны документы ВСЕХ организаций, торгующих на территории выставки. Прежде всего – «Скита Эн-ского монастыря».

Мужеподобная Элла недовольно скривилась:

– А нельзя ли это отложить до вечера? Видите, меня участники рвут на части.

Перед комнаткой администрации и впрямь толпился народ. Но следователю было не до вежливости и такта.

– Совершено убийство. И потому я вправе просто арестовать все ваши бумаги. А выставку закрыть. Такой вариант вас больше устраивает?

Элла заперла перед зароптавшими просителями дверь и начала выгружать кипы бумаг из стола.

Внутренне ужаснувшись объему предстоящей работы, Быстров категорично скомандовал:

– Мне нужен отдельный стол, желательно в тихом помещении, и кофе, если не сложно.

Вплывший на зов помощницы Николай Николаевич задумчиво проводил Быстрова в маленькую комнатушку, заставленную торговым оборудованием.

Сергей Георгиевич решил пристрастно допросить предпринимателя.

– Что вы можете сказать об арендаторах стенда «Скит Эн-ского монастыря»?

– Ничего плохого. Работаем с ними не первый год. Платят вовремя. – Непрошибаемый директор выставки флегматично перебирал маленькие четки-колечко, посверкивающие на его упитанном указательном пальце.

– Имена, адреса, телефоны, печати – все это в документах есть?

– Конечно. Мы требуем копии учредительных документов раз в год. Чаще это просто невозможно. Вместо торговли в бумажках закопаемся.

– А ваши личные впечатления о монахах этого скита?

Николай Николаевич рассмеялся:

– Ряса-борода-скуфья. Да они все для меня на одно лицо! Лично с клиентами общается Элла. Я занимаюсь стратегией, поймите – реклама, отношения с администрацией ВВЦ, оборудование.

Скупой, поморщившись, ослабил узел галстука, откинувшись на стуле:

– Я в это болото попал случайно. Думал – перекантуюсь, вновь встану на ноги. Учился в Америке, отработал там два года и приехал на родину бизнес по производству и продаже торгового оборудования поднимать. Вот поднял. – Он развел короткими руками.

Следователь и бизнесмен уставились друг на друга.

«Усталый деляга», – думал Быстров о выкатившем красные глаза на следователя Скупом.

«Натасканный бультерьер», – дал Скупой определение прищуренному детективу.

– Мне известно, что некоторые стенды торгуют вовсе без документов, вознаграждая вас за это частью прибыли.

– Это ложь, – не моргнув глазом, с ходу отмел обвинения Николай Николаевич.

– Хорошо. Я проверю и, если будут вопросы, потревожу. – Быстров отвернулся от Скупого, устремив взгляд на бумаги, лежащие на столе.

– Да милости просим! – «деляга» с достоинством вынес себя из помещения.

Григорий Андреевич Репьев сидел в комфортабельном салоне самолета, который минут через двадцать брал курс на Мадрид. Посадка

уже закончилась, и Репьев в отчаянном напряжении ждал включения табло с требованием пристегнуть ремни. Стюардессы, все как одна со стянутыми в аккуратные пучки волосами, с уютной грацией разносили на подносах леденцы. Все выглядело чинно-благородно, безопасно и мило. Красивые улыбчивые пассажиры первого класса, окутанные запахами дорогого парфюма, в неброских дорожных костюмах, простотой покроя и добротностью ткани свидетельствовавших о внушительности счетов и высоте социального статуса их хозяев, сдержанно переговаривались со своими лощеными и снисходительными ко всем и вся спутницами. Столь любимое Репьевым предвкушение путешествия, а значит – перемен, ожиданий лучшего, неизведанного, и потому притягательного, было изничтожено ожиданием ареста. Глава спешно ликвидированной компании «Рускстар», специализирующейся на продаже антиквариата и икон, ждал самого страшного – появления безликой «группы товарищей» вот тут, в проходе между рядами таких удобных кресел. Почти вся прежняя жизнь, с окончания школы на грязной шпанистой окраине Москвы и до встречи с Ариадной, перевернувшей, поднявшей на дыбы, понесшей к пропасти серенькую жизнь мелкого офицера Оперативно-поискового управления КГБ (когда-то знаменитое седьмое управление), была связана с незаметной, но роковой деятельностью безликих товарищей. Сыск, свершение правосудия, отлов шпионов, предателей – поначалу работа носила для курсанта Репьева ореол романтики. Позже – рутина, чувство плохо прикрученного винтика в монструозном агрегате, который все чаще давал сбои, плохо ремонтировался и оснащался. Не дождавшийся ни почета, ни денег Репьев сотоварищи, уволившись «из органов», решили в девяностые открыть собственный бизнес. Ни китайский ширпотреб, ни продажа квартир, ни видеопроизводство не принесли крепкого достатка. Да что там! Еле кредиты закрывали и брали вновь, чтобы прокрутиться, чуть вздохнуть и теперь уж, со всей серьезностью, просчитав и подстраховавшись, начать бег к успеху. Видимо, Репьев был из «нефартовых»: ничего не получалось! В пятый раз, едва раздав долги, растеряв всех друзей, проводив после развода жену и сына к «новому папе» в Америку, Григорий переехал в однушку у кольцевой дороги. Язва, долги, одиночество – какая-то жизнь начерно, подготовительный период к «дольче вита», которая лишь грезилась. Ариадна словно соткалась из этих грез: прекрасная, дерзкая, победительная. Маняще доступная и никому никогда не принадлежащая.

Это было пять лет назад. Вот так же, как сейчас, миром правила весна, лишь раздражая неудачника обилием света и красок. Бесцельно слоняясь по Москве, не слишком трезвый Репьев забрел в какую-то художественную галерею. Вообще-то понятие «галерея» имело отношение к жизнеустройству отставного капитана так же, как и слово «лапидарный» к характеристике блатной фени. И в этой галерее, у витрины со старинными иконами, стояла женщина. Она со знанием дела что-то втолковывала пожилому продавцу, почтительно склонившемуся над темными досками. Красотка и продавец смотрелись добрыми знакомыми. Одну икону – Григорий с ужасом взглянул на две толстые пачки тысячных, перекочевавших в сумочку красавицы из кассы, елейно улыбающийся хозяин купил. Другие доски эта удивительная женщина ловко упаковала и сложила в сумку. Проводив царицу до машины, Григорий с видом полного идиота преградил ее спортивному «купе» дорогу.

– Какие-то вопросы? – женщина, уже нацепившая темные очки, выглянула, опустив стекло.

– Да. Одни вопросы. Без ответов.

– А конкретнее?

Ситуация напоминала Репьеву общение Тимы Будкова, дурачка из соседнего двора, с девочками. Пятнадцатилетний Тима, усатый и басовитый, но совершенно безумный, подходил на улице к понравившимся девочкам с вопросом: «Который час?» Девочки отскакивали от дурачка с криком: «У меня нет часов!». – «А у меня есть!!!» – Тима с ликованием закатывал рукав, поднося к самому носу будильникообразное устройство, подаренное ему отцом.