Тайна Соколиного бора
Шрифт:
Женщина легонько стукнула его по голове и запричитала:
— Да замолчи ты, надоеда, не скули! Ой, горюшко мне с тобой, сиротой несчастным! Где я тебе возьму поесть? Придем вот к бабушке — накормит…
— А я сейчас… и спать хочу!
И так канючил мальчуган, так горестно морщил свой коротенький нос, что даже Ивану Павловичу, прекрасно знавшему, что этот парнишка совсем еще недавно был председателем совета пионерского отряда, на какой-то момент стало по-настоящему жаль его.
…Несколько дней они тренировались. Виктор переселился в барак к тете Шуре. Пришлось ему вместо шинели и великолепных галифе надеть теплое широкое пальто с рыжим
Все-таки пистолет пришлось оставить. Но он был за него спокоен: оружие взял на сохранение сам комиссар.
За эти дни Виктор еще больше сдружился с Тимкой. Он был очень доволен, когда узнал, что Тимка и мать Василька тоже пойдут в разведку. Жаль только, что не в одно место! Но это все равно. Главное, что теперь они с Тимкой будут выполнять одинаковую работу.
Они подолгу с увлечением говорили о том, как будут вести себя на виду у немцев.
— Я ничего не побоюсь, — говорил Виктор. — Он с тетей-мамой будет разговаривать, а я расплачусь. Знаешь, по-настоящему заплачу, я это умею. Что мне, слез жалко? А если буду плакать, разве он подумает, что я партизан? Ни черта не поймет!..
Сегодня тетю Шуру и Виктора вызвал Иван Павлович.
— Что ж, — обратился он к своему заместителю по разведке, — можно благословить. Сегодня ночью пойдете, Александра Ивановна. Документы у вас в порядке, в роль вы вошли. Смотрите только в оба! Сами понимаете.
— Ничего, вернемся. Сынок у меня не подкачает.
— Я знаю, что он молодец.
Виктор сиял.
Иван Павлович снова заговорил:
— Помните: записывать ничего нельзя. Нужно все запоминать и держать в голове. Неосторожный шаг, лишнее слово, бумажонка могут вызвать подозрение, и тогда… Сами знаете, на какое вы дело идете. Все нужно мотать на ус и помалкивать… Ты, Виктор, никаких разговоров ни с кем не заводи. Спрашивают о чем-нибудь, а ты сопи носом, как будто стесняешься. Это у тебя здорово получается… Не опаздывайте, — добавил Иван Павлович на прощанье. — Вы должны знать, Александра Ивановна, что мы… — голос его прозвучал взволнованно, — мы все эти дни будем с вами. Неотступно. На важное дело идете. Мы все будем думать о вас…
Он обеими руками крепко пожал широкую, в темных морщинках руку партизанки.
— Не беспокойтесь, товарищ командир, — тихо и растроганно ответила тетя Шура. — Мы сделаем всё. Вернемся вовремя… и расскажем, что нужно.
Командир подошел к Виктору. Мальчик не успел опомниться, как очутился в его крепких объятиях, а глаза командира, добрые и ласковые, заглянули ему прямо в сердце. И как это он раньше не заметил, что у командира такие хорошие, добрые глаза! Раньше командир казался ему суровым, Виктор боялся встречаться с ним, а гляди, какой он добрый — как отец…
— Ну, козаче, а ты как? Не боишься? Не подведешь «маму»?
Если б Виктор стоял на земле, он бы как следует ответил командиру. Но сейчас он только поболтал в воздухе ногами и прошептал:
— Нет… я… разве можно чего бояться?
— Молодец! Герой!
Иван Павлович крепко поцеловал мальчугана.
— Желаю вам успеха и счастливой дороги!
Виктор выходил от командира окрыленный. Ну как же не быть успеху, если о них так беспокоятся, так будут ждать
Возле штаба им встретилась мать Василька. Она шла с корзинкой в руке. Позади плелся Тимка в каком-то старом балахоне.
— Да иди же ты, чего голову повесил! — обернулась к нему «мать».
Тимка словно не слышал. Он только посмотрел на Виктора и вопросительно улыбнулся: «Ну, мол, как это у меня получается?»
Получалось, действительно, неплохо.
Красные звезды
Еще засветло к широкой поляне, расположенной километрах в четырех от лагеря, двинулись пешком и на подводах партизаны. Хотя немцы были далеко, боевые заставы тесно окружили поляну. Для сигнализации и приема груза с самолетов были выделены вторая и третья роты первого батальона. Но и все свободные в эту ночь партизаны валом повалили на поляну. Даже дед Макар, и тот не выдержал:
— Сто лет, почитай, живу, а самолета живого не видел. А тут свой самолет, так сказать, — вещь такая, что и покататься перед смертью можно.
— Да они, дед, не сядут…
— Как не сядут? Выдумаешь такое! А ахтаматы на голову тебе будут бросать?
— Так и сбросят, дед…
— Ну, проходи, проходи, умник! Только у тебя голова на плечах! — Дед сердито нахмурился и прервал разговор, хотя никто и не думал подшучивать над ним.
Виктор и Тимка ехали на санях командира. Им сегодня особое уважение и внимание. Ночью, после того как будут приняты самолеты, быстрые кони вынесут их за пределы партизанской земли. А пока Иван Павлович, понимая, как хочется мальчикам увидеть советские самолеты, позволил им поехать на аэродром.
Место было выбрано удачно. Поляна вполне могла служить аэродромом. «Через неделю примем самолеты на посадку», услышал Тимка обращенные к комиссару слова командира.
— А может быть, и раньше, — ответил комиссар.
На мгновение Тимке захотелось остаться в лагере. Ведь все это совершится без него! Самолеты, советские люди… Но он сразу же вспомнил, что на него возложено такое серьезное дело, как разведка, и только вздохнул: что ж, мол, хорошо было бы и тут остаться, но там важнее. И, больше не думая об этом, он снова прислушался к разговору Ивана Павловича с комиссаром.
— Какие силы и ум надо иметь, какую веру в свое дело! Понимаешь, Михаил, ведь это Сталин обо всем заботится, Сталин!
Волнение охватило Тимку. Он знал, чувствовал, что и его, Тимки, работа, и дела Мишки и Алеши помогут выполнению великой задачи, что и он, Тимка, тоже боец, стоит твердо и непоколебимо в рядах воинов социалистической Родины.
…Время тянулось медленно. Всем не терпелось поскорее увидеть долгожданные самолеты. Говорили шопотом, прислушивались. Не обходилось без шуток и тут. Кто-нибудь вдруг говорил:
— Гудит!
— Где?
— В ухе.
— Ах, что б тебя! А я думал…
— Тише!
— Летит!
— Не слышу.
— Приложи ухо к земле.
Кто-то действительно ложится на землю и прикладывается ухом.
Иван Павлович и комиссар стояли возле костров. Командир все время поглядывал на часы. Стрелки, казалось, ползли очень медленно.
Тимка и Виктор стояли в стороне и, затаив дыхание, прислушивались. Им так хотелось первыми услышать гуденье родных моторов и сообщить об этом всем партизанам! Пусть все стоят толпой и разговаривают, а они будут молчать и слушать. Вот что-то как будто загудело… Нет… это только показалось…