Тайна Сорни-най

Шесталов Юван Николаевич

Пася, рума!

Рума ли ты мне? Читал твое письмо — думал. Не смеялся, нет. Плакал. Наивно-весело. Вот до чего доводит отрыв от рабочего класса!.. С институтом у тебя нелады? Сомневаешься в своих педагогических способностях? Если не можешь отрезать сразу — возьми академический отпуск, окунись в жизнь. Жизнь подскажет решение. Женился, говоришь? Поздравляю! Значит, нашел «Золотую бабу». И не строй проблем о житье-бытье. Привози ее на Север. Люди здесь ой как нужны!.. Не хватает людей. На зиму присылают из южных районов области операторов и взрывников, к весне обратно отзывают. А некоторые сами кочуют туда-сюда. Летом наезжают всякие, просятся в партии. Думают: туризм, романтика. Потом, покормив комаров, уезжают надутые. Сейчас экспедиция начинает готовить кадры из коренных северян. Есть ребята настоящие… Не искатели романтики. Нет. Для них это работа, такая же, как и охота. Помнишь, я тебе

говорил про завещание отца. Тетя писала про буровую, которую не добурил отец. На берегу, напоминающем девичье имя, похожее на «Ира». Озеро это находится в верховье таежной реки. Как называется она, не помню. То ли «Черная», «Красная», «Белая». Не знаешь ли ты таких речек в вашей тайге? И озеро с девичьим именем? Точно одно: эта река в Зауралье, в бассейне реки Оби. А бассейн этот, сам знаешь, как велик. Ничего, покочуем, и, возможно, когда-нибудь да и найдем не только нефть, о которой мечтали мой дед и отец, но и недобуренную эту буровую. Есть еще одна примета, про которую, как помнится мне, писал отец. На берегу этого озера рыбаки однажды вместе в рыбой вытащили сетью со дна озера траву, пропитанную нефтью. Это-то и натолкнуло ученых начать бурение на берегу этого озера. Не слыхал ли ты случайно что-нибудь подобное?! Незадолго до войны. Война прервала, конечно, не только это бурение. Отец завещал мне… Я должен найти, понимаешь, и это озеро, и реку, и буровую… И нефть, конечно. Это — главное! Ради этого и кочуем по тайге. Но нефти пока еще не дала ни одна скважина. Только газовые месторождения. И то вокруг Березова. Правда, мы и топчемся только в этом районе. Раздаются уже голоса геологов о расширении фронта исследований, но скептиков много.

Но теперь и маловерам достается. Знал бы, какие у нас есть, оказывается, энтузиасты! Скорей бы кончить институт! Завидки берут. Тут я познакомился с настоящими геологами. Понимаешь, доказывают, нефть есть, должна быть. Конечно, это пока слова. Но они выглядят убедительно. На каких-то фактах обоснованы. Сейчас в Березове создали объединенную нефтеразведочную экспедицию, куда вошли кроме нас, геофизиков, буровики и все остальные мелкие партии. А все экспедиции нашего Севера будут подчиняться Тюменскому геологическому управлению. А возглавляет его папа Юра. Это не имя. Так наши остряки окрестили начальника управления. Смелый, говорят, человек. Был он тут у нас. Видел его. Не только издали. Спокойный и деловой. Всех взбудоражил. Кажется, по-новому мы начинаем, жить и искать нефть. Нравится мне это. Приезжай. Будешь жить здесь полнокровной жизнью настоящего разведчика. Ты ведь уже без пяти минут сейсмик. Есть тут очень интересный человек. Набирает энтузиастов. Осваивать новую профессию — речную сейсмику. Это метод сейсмической разведки на воде.

Приезжай. Вези свою Золотую богиню.

До встречи на Югорской земле…

Твой Вениамин.

13

Удивительное было лето, когда Сергей вернулся в тайгу. Солнце, казалось, не уходило с неба. Оно сияло, палило, ласкало землю своим теплым взглядом. Если скроется за облачко — то на мгновение, чтоб улыбнуться ярче, веселее. Если за тучку уйдет — то лишь затем, чтобы подарить уставшим от зноя теплый, живительный летний дождичек. И вечером оно уходило на краткий миг за горизонт, осветив землю своей широкой улыбкой белой ночи, лишь для того, чтобы люди поняли: и на Крайнем Севере есть очарование жизни.

Только крылатое комарье да мошкара пытались произвести другое впечатление. Но что их мелкое жужжание да коварные укусы по сравнению с задорной и веселой улыбкой солнца!

А вода в реке до сказочности теплая, будто не север, а юг какой-то. А река широкая, как море. А небо высокое. В небе птицы шныряют. И в реке они плещутся. А рыбы, ломая зеркальную гладь воды, рвутся ввысь, расправляя плавники, как крылья. И тут же падают, как подкошенные. Вода стреляет, звенит всплесками. Кругом все играет, поет, живет…

Такой сказкой показался родной край Сергею, когда он возвратился из Ленинграда. Почему он увиделся ему таким? Может, это лишь далекое детское воспоминание, когда все казалось волшебным? А может, мечта увидеть свой уголок земли теплым и ласковым, как другие сказочные края? Ведь он сюда приехал не один, а с Ней… А Она!.. Так хотелось Сергею, чтоб Ей, Вере, дочери далекой земли, не показался его родной край таким уж мрачным и суровым, как его успели обрисовать писатели.

Лето и на самом деле было теплым, даже жарким. Солнце не уходило с неба. И река, широкая и спокойная, сияла. И вся жизнь, казалось Сергею, потекла теперь по этой раздольной реке. Здесь жили, работали, отдыхали.

Но вначале, при встрече со знакомыми рыбаками, Сергея потянуло на речные плесы. Еще в Ленинграде ему часто снилась вода, сети, плеск рыб. Теперь он едва не пошел на рыбный промысел. Но старому другу Венька предложил другое.

— Понимаешь ли ты, что такое речная сейсмика? — говорил он Сергею. —

Это же дело совершенно новое! Такого не было не только здесь, но и вообще… Это метод сейсмической разведки на воде. А суть его вот в чем: вся аппаратура — и приемник, и сейсмостанция — плывут по реке. Сейсмостанция — на баржах или тут же, на катере, а приемники смонтированы на спаренных, растянутых в длинный шлейф бревнах — бонах. Взрывы на воде или на берегу. Проплывешь по реке с верховьев до самых низовьев, потревожишь речку взрывами, выявляя все перегибы подземного рельефа. Аппаратура, разумеется, все зафиксирует. Как в обычной сейсмике, знакомой тебе. И карта недр составлена… И в какие сроки!.. Ехать по воде на катере или тащиться по болотистой земле с громоздкой аппаратурой! Ты же сам видел. Не забыл, наверно, как мотались по дебрям, тонули в болотах, застревали на берегах рек. А тут река сама, оказывается, может превратиться в помощника… А рек здесь сколько! Десятки тысяч километров!.. Ты представляешь, как это выгодно! А ведь долго не понимали… Трестовское начальство не давало ходу новому изобретению… А придумал его Шмелев. Обыкновенный геолог. Инженер. Приезжал он. По его просьбе собирали нас, молодых геофизиков. Объяснил суть. Нашлись и добровольцы. Но не все еще верят. Хотя и утвержден этот метод, надо еще довести до конца, внедрить его, как говорят, в практику.

Сергей смотрел на Веньку теперь уже с любопытством, узнавал и не узнавал своего приятеля. Он стал широк в плечах, и лицо чуть огрубело. Совсем мужчина. Только глаза, как прежде, сияли.

— Неужели все еще не представляешь, что это такое?! — продолжал он. — Мы же будем внедрять этот метод. Первые из первых. Значит, в какой-то степени соавторы. Разве это тебе не интересно? Да это знаешь что? Может, начало научной деятельности!.. Ты же, кажется, мечтал стать ученым… Только «Золотая баба» куда менее интересна.

А Сергею теперь было не до «Золотой бабы» — у него была теперь живая, может, тоже золотая. Жена. Только теперь о ней нужно было заботиться больше, чем о ком-либо другом. Возможно, будет ребенок. Нужны деньги. Это почувствовал он сразу же после свадьбы. Ясно было теперь одно — надо трудиться. Ведь институт он оставил. Встреча с Венькой, дружеская беседа за столом шумного ресторана «Сосьва» повернула жизнь Сергея к речной сейсмике. Ему всегда казалось, что техника, машины — это не его стихия. Он не собирался даже прикасаться к ним. На летние каникулы домой любил приезжать на лодке, а не на продымленном катере, на который почему-то все старались попасть. Не выносил он запаха солярки, бензина, каких-то вязких и липучих масел, которыми дышали машины. От машиниста катера несло соляркой. Руки его были черные, будто две жирные кочерги. По прокопченному лицу его ползли черными букашками капли пота. И на этом покрытом сажей и копотью лице сияли живые и веселые глаза. Удивлялся Сергей, как можно веселиться такому прокопченному?! Ему было по-человечески жаль этого моториста. Он считал его приниженным и ущемленным. По сравнению с ним рядовой рыбак или охотник казались ему людьми чистой и высокой работы. И, глядя на него, он видел себя в возвышенном свете. Он был благодарен своим учителям. Ведь они говорили о высоком назначении человека, призывая маленьких северян овладеть профессиями врача, учителя, инженера. Они прививали любовь к книгам, учили понимать искусство. Казалось это совсем не сложным. Стоит только захотеть…

В этом возвышенном мире до некоторых пор жил и Сергей. И вот теперь жизнь задала задачу. Теперь вот сейсмические приборы, трактора, катера, моторы. В общем, кругом та самая техника, к которой он так пренебрежительно когда-то относился. И ничего на поверку страшного. Сейсмика оказалась даже интересной… А из шлюпки с мотором «Москва», которая была в партии, он почти не вылезал. В любую свободную минуту садился в лодку, заводил мотор и летел по сияющей глади реки. Он мечтал теперь во что бы то ни стало иметь такую же свою дюральку.

Большую часть рабочего времени Сергей проводил на катере, где размещалась сейсмическая станция. Катер буксировал и плавучий бон из бревен, на котором были установлены сейсмическая коса и сейсмоприемники. На нем же привозили продукты, переезжали на новую стоянку. В общем, получилось так, что все лето — на катере.

А лето было удивительное. Может, еще и потому, что рядом была Вера. Она приехала сразу, как он устроился на сейсморазведку. И для нее нашлась работа. Нужно было кому-то готовить для всей партии. Она оказалась мастерицей по этой части. А к осени на базе начальник партии обещал работу по ее специальности: пристроить в библиотеку. Или свою библиотечку при партии организовать: не пропадать же ее знаниям, полученным в библиотечном техникуме.

Лето было удивительное. Солнце, казалось, не уходило не только с неба. Оно словно поселилось в сердце Сергея, светило рядом, было всюду, куда ни взглянешь. И в брезентовой палатке, в которой они с Верой жили, и на песчаном берегу, по которому прогуливались с ней по вечерам, и в моторной лодке, летящей птицей по зеркальной глади разлившейся реки. Маленькая брезентовая палатка казалась самым уютным и счастливым уголком на свете.

14