Тайна Сорни-най

Шесталов Юван Николаевич

Уложишь берестяные ковры на пятиметровые шесты, скрепленные наверху наподобие треноги, — вот и получится берестяной дом, чум островерхий. Свет попадает только сверху, там, где связаны шесты.

Там и отверстие для дыма. А огонь горит посреди берестяного дома. На большом железном листе играет огонь. Над огнем — прокопченный котел и большой медный чайник. Они висят на черной перекладине. А на светлой перекладине высоко висят мягкие на ощупь белоснежные шкуры гагар: ими отделывают одежду. Внутри дома лежат оленьи шкуры, малицы, пушистые меховые женские сахи, расшитые ярким орнаментом. На них сидят люди. И нас просят сесть. И мы садимся за низенький, с маленькими ножками, стол. На столе дымится рыба. Но нам уже не хочется есть. Мы пьем чай, черный, как деготь, кирпичный чай. Потом начинается веселье. Дядя Сергей берет в руки санквалтап. Когда этот инструмент,

пятиструнный волшебник, по форме напоминающий лодку, заговорит, кажется, ты плывешь по большой реке за большой рыбой. И вслед за звуками плывут слова:

Ай-я! Ай-я! Ай-я-я-я! Эй ты, Витхон, водяной царь, Бороду травяную почеши, Рыб на речной простор выгони. Пусть послушают они наши песни. Пусть осчастливят наши невода. Я призываю всякую рыбу. Осетра беру своим вожаком, Он любит плавать лишь по чистым струям. Я зову в глашатаи серебристую нельму. Пусть она будет нашим глашатаем, Пусть призовет других рыб: И муксуна, и сырка, И сосьвинскую селедку — Наше живое золото. Да будет плескаться. Золотая рыбка в наших неводах. А вы, большие рыбы, На этот раз можете не заплывать в невод. Будьте вожаками! И мы скажем: Пумасипа! Много раз спасибо. Ай-я! Ай-я! Ай-я-я-я!

Потом мы идем в свой шалаш. Долго в гостях засиживаться не надо. Знаем песню дяди Сергея:

В гости без злости И сытым иди. Уважай хозяина, Долго не сиди. У гостеприимного огня Погрейся три дня. Помни: В первый день Ты золото. Во второй — Серебро. На третий день Ты медь. На четвертый — Твоему имени За порогом греметь…

Мы идем домой, довольные хозяевами и собой. Завтра рано вставать. Рыба не плывет к сетям, рыба попадается тому, кто обычаи предков бережет…

А главный обычай — работать до седьмого пота. Так началась сельдяная путина. Наше тяжелое, но веселое трудовое лето.

Хорошо у чувала: огонь в нем не прячется.

— А у нашего учителя печь каменная.

— Не каменная, а кирпичная. Кирпич люди сами сделали, а камень на берегу валяется. Дикий он, как и деревья.

— Какая же печь лучше?

— Это кому как: русским, наверное, белая печь, она не дымит, как чувал. А нам, манси, наверное, без чувала было бы плохо.

— Почему?

— Огонь спрячет свой танец. Глаза радость потеряют. И загадки, может, не захочется загадывать. Без огня стояла бы ночь.

В углу дремучего леса стоит чаша со строганиной из нельмы, со строганиной из осетра.

— А это дрова для чувала. Вот они валяются у чувала, эти стружки. Сытым будет чувал.

На черный лук натянута острая костяная стрела.

— Костяная стрела, наверно, клюв. А какой птицы — не знаю.

Дядька в черном кувсе за ночь облазит верховья семи речек лесных, все камушки собирая.

— А, глухарь! Это в его зобу бывает много камушков. Мне папа сделал шар из зоба глухаря. Как настоящий мяч этот шар! И камушки внутри шара. Подкинешь его — и камушки внутри глухо позванивают.

А вот еще одна лесная загадка.

В глубокой яме, в глухом лесу лежит бревно. Поросло бревно черным мохом. Что это?

— Любой манси знает такую загадку. Это медведь.

— Тс-с! Нельзя называть хозяина по имени!..

И мы с

Кириллом играем, загадывая друг другу загадки.

Триста шестьдесят пять рябчиков. Зимних, весенних, Летних, осенних Пестрых рябчиков. Пятьдесят две тетерки, Двенадцать гусей, А вместе — один орел, Крылатый орел, Которого стерегут Два человека, Щедрых человека. Светлых человека… — Солнце и луна Эти два человека. Остальное: Дни, недели, месяц, год.

Мы плыли на лодке по реке. Река была извилистой. Один плес не походил на другой.

У каждого плеса, острова, обрыва — свое имя, своя легенда. Мы проезжаем по протоке мимо двух островов. И у них есть своя легенда.

ДВА ОСТРОВА

В этой заводи жил Виткась.

О, это волшебное и таинственное водяное существо!

Рассердится на людей или на духов, населяющих землю и воду, — начинает рыть берег. И крутой берег реки сползает в реку, валятся даже вековые деревья… Вы о нем еще много услышите. А сейчас расскажу о том, что случилось однажды.

Плыли по реке два Мэнква. Посреди реки плыли. Не боялись, наверно, Виткася. А люди его боялись. Обходили это место. Лодки и вещи тащили волоком. Мэнквы людских обычаев не придерживаются. Вот и поплатились. Лодку великанов закрутило в заводи, как щепку. И на широком плесе, где, пенясь и шипя, крутились струи, раздался плач людоедов. О, сколько было слез!

И неспроста плакали. Великий Виткась всплыл на поверхность. В момент, когда Виткась всплывал, переломились греби великанов и лодка села на мель, а великаны тут же превратились в два песчаных острова. До сих пор эти два песчаных острова посреди реки стоят.

Вот какую силу имеют обычаи и законы людей. Упрямство и непослушание валят даже великанов, превращая их в песок, в прах, в землю.

Дядя Сергей сидел на корме нашей лодки и пел:

Что глаз мой видит, О том и пою. Что ухо слышит, О том и пою. Что сердце чует, О том и пою. Слушай песню мою — Узнаешь душу мою. Яр высокий с рябиной красной. Крутоярье, страшный берег, Сыпучий берег с зеленым кедром, В половодье оживает И шипением пугает. Крутоярье, берег красный, Как живой сползает в воду, Осыпаясь звонким громом. Кто туда весною ходит, Кости мамонта находит. Так говорят люди, Совсем старые люди… Если солнце, как брусника, Станет красным на закате, — Утром ветер заиграет, Тучи в небе закачает. Так говорят люди, Совсем старые люди. Если солнце желтым маслом Обольет закат свой зимний, — Быть тогда морозу утром. Так говорят люди, Совсем старые люди. А летом много цветов. Облака похожи на цветы. Небо похоже на цветы. Солнце похоже на цветы.