Тайна совещательной комнаты
Шрифт:
— А зачем же тогда ты мне это говоришь? — испуганно спросил Палыч. — Что же я-то могу сделать? Я вообще таксист, бомбила. Мне это не надо!..
— Да не трясись, Палыч, — сказал Лудов, — Я на тебя и не рассчитываю. Просто я сейчас больше никому не верю. Я тебе ничего опасного из того, что знаю, не сказал. Запомни только: Андрей Пастухов, Британские Вирджинские острова, весна две тысячи третьего. На всякий случай. Я отсюда скоро не выйду. Даже если они меня оправдают по убийству, так на мне еще и контрабанда висит, они уж постарались. И уйду я в зону, ну не на двадцать, так хоть на восемь лет. Но если со мной что случится,
— Да не хочу я ничего про это знать! — вдруг истерически закричал Палыч на всю камеру, так что дремлющие зэки недовольно заворочались на шконках.
— Ну ладно, ладно. — Лудов примирительно похлопал его по плечу, — Не волнуйся, нам в полшестого на сборку. Я тоже пойду посплю.
Он ловко взобрался к себе и задернул занавеску.
Вторник, 27 июня, 11.00
Доставка подсудимого из изолятора, как обычно, задерживалась, и присяжные коротали время в своей комнате. Шахматист и Океанолог, который, как оказалось, играл хотя и не так азартно, но более вдумчиво, были уже в середине довольно запутанной партии, а Журналист и Фотолюбитель стояли возле бокового столика, за которым шло сражение, наблюдая за игрой. Старшина с отвращением читал газету, нервничая, так как одна из присяжных опаздывала. Медведь глядел в окно на кладбище, и было видно, что день ото дня ему становится лучше: его лицо разглаживалось. Анна Петровна вязала в кресле у другого окна, неуловимо перебирая спицами, зеленая нитка тянулась из большой хозяйственной сумки, которую она неизменно носила с собой, а синий клубок она сунула, чтобы не укатился, в стеклянный кувшин, позаимствованный для этого с полки. Складывая петельку к петельке, она чуть шевелила губами, наверное, считала, но лицо ее при этом становилось таким отстраненным, словно она про себя бормотала заклинания.
— Что это вы вяжете, Анна Петровна? — спросила Ри от нечего делать, но еще и потому, может быть, что выходное платье, в котором приемщица из химчистки приходила в суд, чем-то напоминало ей Алма-Ату и ее детство.
— Свитер, — буркнула приемщица неприветливо, но вязание и шептание, и все эти синие и зеленые петельки ей и самой развязывали язык, и она добавила, подняв глаза на Ри: — Свитер сыну. Он уже здоровый вырос у меня, а дурак.
— Он весь вот такой будет? В смысле, свитер?
— Нет, это спинка. А спереди будет узор, я еще не знаю какой, — разговорилась Анна Петровна, которой, на самом деле, вдруг захотелось рассказать про своего сына. — Он хочет вампира на груди, а я хочу, чтобы были рыбки. Как вы думаете, можно парню носить с рыбками?
— Ну… — серьезно задумалась Ри и собиралась уже порассуждать на эту тему, но в это время распахнулась дверь и влетела опоздавшая «Гурченко».
Майор сразу же отложил газету и отчитал ее деревянным голосом:
— Вы опять опоздали, Клавдия Ивановна! Ваше счастье, что конвойная машина сломалась, а то бы вас уже не было в коллегии.
— Но они опять всю ночь не давали мне спать! — закричала «Гурченко». — Как я могу исполнять обязанности федерального судьи, если они не дают мне спать?
Компания отреагировала вяло: видимо, сцена повторялась не в первый раз. Анна Петровна сбилась, и теперь
— Кто, Клава? Кто не давал вам спать?
— Он! Мой бывший муж, скотина неблагодарная, — с готовностью сообщила «Гурченко». — Опять привел какую-то шалаву, представляете! Целую ночь пили портвейн в соседней комнате, музыку включали, а как я стала в стенку стучать, так он пригрозил меня убить! У меня истерики, надо судье сказать, пусть он звонит в милицию! Игорь Петрович, мы, что ли, зря избрали вас Старшиной?
— Я же уже звонил, — с раздражением сказал Зябликов. — Там всё знают: каждый вечер то вы трезвоните и жалуетесь, то муж рассказывает, что вы привели кавалера, распиваете водку, а потом топаете и скрипите диваном…
— Ах, значит, вы мне не верите? Потому что все вы, мужчины, кобели!
— Успокойтесь, Клава, выпейте чаю. — Хинди поставила перед ней чашку и повернулась к подошедший Ри: — Теннис-пенис, а это не твоя чашка. Возьми другую.
— Слушай, ты, подстилка больничная, — завелась Ри, — если ты еще раз…
Хинди, не дослушав, подпрыгнула и вцепилась в ненавистные, крашенные перьями волосы красавицы. Пытаясь освободиться, Ри случайным движением сбросила с нее дымчатые очки в розовой оправе и, топчась на месте, с хрустом раздавила их на полу.
— Мои очки! — закричала Хинди. — Сука!..
Все застыли, как в столбняке, и только опытный в таких делах Майор оттащил Хинди, как собачку, за затрещавшие в поясе джинсы.
— Вы что, вашу мать! — страшно закричал Старшина. — Этого тут мне не нужно!
— Давайте-ка ее сюда, — сказала Актриса, усаживая рядом с собой всхлипывающую Хинди, чье лицо, как у всякого близорукого человека, лишившегося очков, тут же стало беспомощным, — Ну, успокойся, детка. Мы купим новые очки, эти тебя все равно только портили. Все к лучшему в этом лучшем из миров. Пойдем и купим, у меня как раз деньги есть.
— Пусть она теперь покупает! — запальчиво сказала Хинди, — Она же раздавила. Слышишь, ты!..
Впрочем, это она говорила уже без злобы, с одной обидой, как успокаивающийся на руках у матери ребенок, да и Ри уже не могла ее слышать: чтобы сохранить лицо, она надела наушники плеера и стала приплясывать у стола: «Тыц-тыц-тыц…»
— Подсудимого привезли, — сказала, заглядывая в комнату присяжных, секретарша Оля. Она очень дорожила своей должностью и не расставалась с ключами то ли от двери, то ли от сейфа, которые болтались у нее на брелке в виде зайца. — Пора выходить, — И добавила громко, играя брелком по пути через зал: — Прошу всех встать, суд идет!
А «все» это была одна только сиротливо поднявшаяся со своей скамейки мама Лудова, на которую не то с сочувствием, не то с осуждением смотрела, устраиваясь на стуле и уже кутаясь в шерстяной платок, присяжная Анна Петровна Мыскина. Мама этого убийцы была, ясное дело, из интеллигентов, но по-человечески ее все равно тоже было жалко.
Вторник, 27 июня, 12.30
— Свидетель, на следствии вы утверждали, — начала допрос прокурорша, — что эта партия телевизоров, которая была задержана при попытке ввезти ее в Россию под видом радиодеталей, была не первой, которая декларировалась таким образом…