Тайна совещательной комнаты
Шрифт:
— Вы сами их видели? — продолжала адвокатесса. — Это именно стоматологическая карта из поликлиники ФСБ или что-то другое?
— Я видела. Но я не понимаю смысла ваших вопросов.
— Так что это за документы? — спросил судья. — Ответьте на вопрос адвоката.
— Стоматологическая карта пришла из Израиля, где в последние годы лечил зубы убитый. Поскольку он был прикреплен к поликлинике ФСБ, следствие обратилось туда, и ФСБ нашла этого врача в Израиле, у которого лечил зубы Пономарев. Это было трудно, но они нашли и представили карту с сопроводительным письмом из поликлиники
— Смысл моих вопросов заключается в том, ваша честь, — сказала адвокатесса, — что у трупа, который обвинение считает трупом Пономарева, что-то уж больно странные зубы. У офицера ФСБ далеко не низких чинов, каковым он, скорее всего, все-таки являлся, да и просто у коммерсанта, который пользовался услугами врача в Израиле, не могло быть таких зубов. Обратите внимание, что пишет эксперт: три незалеченных кариеса, двух зубов нет, в том числе четвертого сверху, протезов нет, только один старый мост, да и тот, судя по исполнению, сделан не в Израиле и не в поликлинике ФСБ, я консультировалась. Еще прошу принять во внимание, что поликлиника ФСБ, откуда пришла вся эта филькина грамота, подчиняется тому же руководству, что и следственный комитет ФСБ, разве нет?
Журналист возле двери в комнате присяжных прирос к своему месту. У него уже не было никаких сомнений ни в чем. В зале наступила долгая пауза.
— И еще у меня будет ходатайство о направлении в поликлинику запроса из суда, а не из следственного комитета, — прервала паузу адвокатесса. — Я сама его отвезу.
— В этом нет необходимости, — сказала прокурорша. — Я представлю вам ответ.
— И карту, пожалуйста, и подробное пояснение по поводу того, как и откуда она появилась. Но лучше все-таки по запросу из суда, уж будьте любезны.
— Защита, вы будете настаивать и на проведении более подробной биологической экспертизы? — Судья, подумав, уже принял для себя какое-то решение. — В таком случае она, вероятно, займет довольно много времени.
— Мне надо обсудить этот вопрос с моим подзащитным.
— Не надо ничего обсуждать, — сказал Лудов из аквариума, — Я не поддерживаю это ходатайство моего адвоката. Я хочу, чтобы это дело шло, как оно идет.
— Я тоже снимаю это ходатайство, — сказала Елена Львовна, — но прошу все же удовлетворить второе о направлении судебного запроса в поликлинику с целью получить карту и установить ее происхождение. До получения таких документов защита не будет ставить вопрос о направлении специального запроса в Израиль.
— Я поддерживаю, — сказал Лудов из аквариума.
— Я возражаю, — сказала прокурор, — я завтра представлю документы, они есть.
— Вы, Виктория Эммануиловна? — спросил судья.
— На усмотрение суда, — сказала Лисичка так, что Журналисту показалось, будто явственно скрипнули ее зубы.
— Суд, совещаясь на месте, определил, — сказал Виктор Викторович, тыча пальцем в сторону секретарши, — Пиши, Оля. Удовлетворить ходатайство защиты по поводу запроса в поликлинику и так далее. Готово? Сегодня напишешь запрос, я его подпишу, но он будет направлен официальным путем через экспедицию, всем понятно? Ничего, подождем. И это, разумеется,
— При таких обстоятельствах я сейчас полагаю правильным обратить внимание присяжных на то, что есть только экспертиза по группе крови, более сложные экспертизы, позволяющие идентифицировать труп с большей степенью вероятности, не проведены, — сказала адвокатесса. Результат удовлетворял ее наполовину, но надо было бороться дальше. — А про зубы ничего не говорить ни обвинению, ни защите, пока мы не увидим стоматологическую карту. Так можно?
— Я поддерживаю, — откликнулся эхом подсудимый из клетки.
— У обвинения нет возражений? Виктория Эммануиловна, у вас нет возражений?
— Нет, — сказала Лисичка, и еще явственнее скрипнули зубы, у Журналиста даже за дверью мурашки пробежали по спине.
— А я возражаю: это все не имеет значения для правильного рассмотрения дела.
— Ну неважно, имеет — не имеет, — устало сказал Виктор Викторович, поправив ус, — Но вы уж знаете ли уж, Елена Львовна, воздержитесь пересказывать все это присяжным. Не надо тень на плетень. Дождемся ответа из поликлиники, пока то да се, а там и скажете в самом конце в прениях. Как, договорились?
— Я же сама так предложила, ваша честь. Ведь это вы ведете процесс.
— В таком случае, — сказала прокурорша, как будто даже обрадовавшись и поняв, как ей показалось, логику судьи, — я попрошу объявить в процессе перерыв до получения ответа из поликлиники на запрос суда.
— Послушайте! — с чувством, почти таким, с каким профессор на экзамене ставит двойку тупому студенту, сказал Виктор Викторович, которому нечего было стесняться в отсутствие присяжных. — Несколько лет назад я бы просто вернул вам дело на дополнительное расследование. Но в новом УПК нет такой меры. Поэтому, уж знаете ли уж, мы будем базироваться на тех доказательствах, которые есть в деле, или на отсутствии оных. Перерыв объявлять не будем, мы еще не закончили с контрабандой. Или закончили? Нет? Тогда докладывайте, что еще у вас там есть. Оля, давайте зовите присяжных.
Журналист отпрянул от двери.
— Перерыв! — взмолилась прокурорша, — Перерыв!
— Перерыв пятнадцать минут. Или пойдем уже пообедаем? Как?
Вторник, 4 июля, 13.30
Присяжные послушно потянулись обедать, только Анна Петровна осталась безучастно сидеть за столом. Ри, которая еще в зале заметила, что с ней что-то происходит, решилась после некоторых колебаний все же подойти:
— Что с вами, Анна Петровна? Вы плохо себя чувствуете? Вам принести поесть?
Анна Петровна подняла на Ри пустые глаза:
— Со мной ничего. Оставьте меня в покое.
— Что-нибудь случилось с вашим сыном? У него неприятности? Надо сказать судье или Старшине, или даже прокурору, — предположила Ри. — Они придумают что-нибудь.
— Какому прокурору, дура! — сказала приемщица. — Он колется. Наркотики. Сегодня только узнала, шприц нашла.
— Героин? — деловито спросила Ри.
— Нет, он говорит, что героин дорого. Промелин, что ли, какой-то. Все, конец.