Тайна старого чердака
Шрифт:
И надо же такому случиться, что именно этот, любимый портрет нашей учительницы вдруг срывается с крюка, на котором он много лет мирно покоился. Причем именно в тот момент, когда Маргарита Прохоровна оказалась точно под ним. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы не Хмырь, друг Чмо, сидевший, кстати, на крайней парте по ходу движения физички. С молниеносной, неожиданной для его на вид неуклюжей фигуры быстротой он взмыл в воздух в акробатическом прыжке, успев каким-то немыслимым образом изменить полет великого физика, рухнувшего на подоконник.
Когда Маргариту Прохоровну откачали, народ обступил Хмыря. Принимая поздравления, бывший Хмырь,
Впрочем, истинным героем дня, правда, в несколько ином смысле, стал Чмо. Дело в том, что, как показал проведенный вскоре коллективный "разбор полетов", в то время, когда Миша мучился у доски, он совершал в его направлении интенсивные пассы руками. Концентрируя, как он полагал, энергию и направляя ее на помощь страдальцу Мише (по другой версии, энергетический поток, генерируемый Чмо, был направлен в сторону Маргариты Прохоровны и был призван внушить ей, что вызывать в тот день к доске самого Чмо было вовсе необязательно).
Спустя короткое время коллективная мысль, правда, вошла в нужное русло. Подозрения, дремавшие в головах большинства из нас, со своей обычной прямотой сформулировала Клава Козлова.
— Он, может, и пытался сконцентрировать энергию, но так как толком не знает, как это делать, то часть ее пошла куда надо, то есть на Маргариту Прохоровну, но другая — на портрет. Вот он и рухнул, причем никто не знает, что было бы, если бы не Вася.
При этом она тепло, на мой взгляд, излишне тепло посмотрела на Хмыря. Тот, осмыслив сказанное, подошел к Чмо и дал ему крепкий подзатыльник.
Вот такая история. И, мне кажется, я понимал, почему она вспомни-лась Ватсону именно сегодня: в тот вечер у нас обоих было ощущение, что события могут начать развиваться в неожиданном направлении. Причем совсем не обязательно, что мы окажемся в состоянии их контролировать.
Впрочем, мы, кажется, в очередной раз отвлеклись от главного сюжета нашего правдивого рассказа. Между тем наступил вечер, окна на втором этаже нашего дома погасли. На Глухово опустилась тишина, только с первого этажа, где коротали время бабушка с дедом доносилось усыпляющее журчание телевизора.
— Пора, — наконец, выдохнул Ватсон.
— Пора, — согласился я, и мы, подсвечивая себе дорогу фонариками, направились в глубину сада, где на фоне угасающего неба темнел силует старого сарая.
Мюрат, король неаполитанский, уже ждал нас, сидя у приставной лестницы, ведущей на чердак. Первым по лестнице поднялся Ватсон. С замком проблем действительно не было — он открылся с первого поворота ключа. За Ватсоном на чердак проникли и мы с Мюратом, причем кот сам вспрыгнул мне на руки.
Огляделись. Чего только здесь не было. Лучи фонариков вырывали из темноты какие-то доски, наваленные в правом углу, оконные рамы без стекол, шкаф с оторванной дверцей, видавшие виды валенки, два погнутых самовара с отбитыми носиками, ящик с гвоздями. Словом, все, кроме докторского саквояжа со связкой старых газет.
Внимательно исследовав все чердачные закоулки, заглянув в шкаф и даже в ящик с гвоздями, мы вынуждены были констатировать полную бесплодность своих поисков.
— Ничего нет, — мрачно произнес, наконец, Ватсон. — Туфта все это, фантазии мадам Толстой.
При этих словах кот, следовавший за нами по пятам, вдруг фыркнул, будто обидевшись, и исчез в темноте. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Кот лавировал между обломками мебели, как акула в бурном море. Я едва поспевал за его
Все произошло так неожиданно, что я, в отличие от Хмыря, защитившего физичку, не успел придти к Ватсону на помощь. Впрочем, он, судя по всему, не пострадал. Он нагнулся, а выпрямившись произнес свистящим шепотом:
— Есть.
В руке его был саквояж.
Глава 7. О пользе старых газет
Торжественное вскрытие саквояжа состоялось на следующее утро на веранде Софьи Ивановны. Доставленный нами со всеми необходимыми предосторожностями он был водружен в центр стола. Вокруг расположились все действующие лица: мадам Толстая, кузен и мы с Ватсоном. И, разумеется, кот, устроившийся на подоконнике в точно той же позе, что и в прошлый раз, — вполоборота к почтенной публике, присутствуя одновременно и на авансцене, и за кулисами предстоящего действа.
Саквояж походил на большой кошелек с двумя замками-защелками на опоясывавшем его верхнюю часть медном ободке. Александр Иванович, положив указательные пальцы рук на замки, глянул на нас и произнес:
— Ну, с Богом! — кузен был заметно взволнован.
Старушка перекрестилась.
Замки щелкнули, и саквояж раскрылся, как бы развалившись пополам. Кузен осторожно извлек из него пачку старых газет.
— Что и требовалось доказать! — торжествующе воскликнул он, обращаясь почему-то к коту. Тот равнодушно отвернулся. Мадам Толстая, напротив, захлопала в ладоши, вся светясь от радости.
Мы с Ватсоном сразу поняли, что кузена интересовали газеты за июль-август 1918 года. Он сразу отобрал их из общей пачки и разложил на столе перед собой. Их было немного — не больше десяти.
— Les journaux ne sont pas en complet [8] , - Софью Ивановну почему-то обеспокоило, что отдельных номеров "Ильинской правды" за интересовавший кузена период времени явно недоставало.
— Не беспокойтесь, моя дорогая, — отвечал Александр Иванович, не отрываясь от просмотра лежавшей перед ним пачки. — Лучше синица в руке, чем блуждающий журавль или, как говорят итальянцы, журавль-перегрино [9] в небе.
8
Здесь не все газеты (фр.)
9
Игра слов от итал. Peregrino (блуждающий).
При этих словах мадам Толстая, явно задетая словами кузена, хотела было что-то возразить, но осеклась, опасливо покосившись в нашу сторону.
— А вас, молодые люди, — обратился к нам кузен, — я попросил бы запастись терпением. Когда я закончу с этими немыми свидетелями прошлого — в ваших кругах их, кажется, называют макулатурой, — то буду готов рассказать вам одну старую, но по-прежнему актуальную историю, расследованием которой занимаемся мы с Софьей Ивановной.
— В общих чертах? — робко пискнула старушка.