Тайна старого дома (сборник)
Шрифт:
Итак — налицо были все основания для радости.
Я начинал собираться в дорогу. Вообще говоря, я имею некоторый опыт в этой области. Путешествовать мне приходилось немало: начиная от, с позволения сказать, путешествия на «Святом Николае» от Новороссийска до Константинополя в год окончания эпопеи Антона Ивановича Деникина и кончая экспедицией по Центральной Африке, в состав которой я нанялся просто-таки чернорабочим после того, как натерпелся беды, скитаясь по Сербиям, Болгариям и Франциям.
Дела, по которым я имел ехать в Китай, заключались в том, чтобы принять партию китайского шелка для
Приготовления мои не отняли много времени… Человек опытный в странствиях, едучи на другое полушарие, заканчивает сборы в час, много в два, тогда как новичок в этих делах за две недели начинает собираться к тете на именины за 100 километров.
Опытный путешественник — за океан берет с собой небольшой саквояж, неопытный не может обойтись без сундука, который напаковывает доверху бесконечным количеством абсолютно бесполезных и ни к чему не пригодных вещей, до которых он и не притронется, но когда он выезжает — ему кажется, что без них он никак не обойдется.
Итак, собрав с утра свой чемодан, я отправился в контору, чтобы получить все выправленные бумаги и деньги, предназначенные для уплаты за шелк.
Наш кассир предложил мне взять их наличными:
— За каким чертом вам путаться с переводами? Это вам не Европа, а Китай… Деньги там, у какого-нибудь желторожего почтмейстера, будут лежать неделями, а он, только потому, что ему будет лень пошелохнуть пальцем, — будет вам говорить, что деньги еще не пришли… Я их, чертей — знаю… Сам был там. Я вам выплачу в крупных купюрах, они не обременят вас.
— Знаете, — я лучше переведу. Оно надежнее. Сумма все-таки солидная, — сорок тысяч; так уже знаю, что буду спать спокойно.
— Ну, как хотите, — ответил кассир, но деньги мне все-таки выдал крупными купюрами, которые приятно похрустывали, и сказал: — Очень прошу вас, переведите сами с вокзала. Уже поздновато. Банк закрывается и я боюсь, что мы не успеем послать туда рассыльного.
Я охотно согласился; это было совсем не трудно. Конечно, теперь, когда я знаю, сколько неприятных минут мне довелось пережить из-за этих денег — я бы до них и пальцем не притронулся!.. Но кто может знать будущее! Говорят, что если бы знал, где упадешь — соломки подложил бы.
Я забрал деньги и, забежав пообедать, отправился на вокзал, чтобы сесть в гамбургский поезд, а там уже на пароход. Когда я подъезжал к вокзалу, то с ужасом заметил, что мои окаянные часы — опаздывают…
Времени у меня оставалось в обрез лишь на то, чтобы отыскать поезд и забраться в вагон. Сдавать деньги было решительно некогда. Вспомнив слова кассира, я подумал, что, может быть, оно и лучше, что так вышло: действительно меньше хлопот и, только запрятав деньги в потайной карман моего пиджака, махнул на все рукой и помчался в Гамбург.
С Перейрой, с очаровательным Хозе Перейрой, я познакомился на пароходе где-то возле Цейлона. Он был португалец, крупный и богатый промышленник, владеющий собственными шелковыми плантациями и фабриками
У нас с ним, кроме шелка, нашелся еще один общий язык. Он, как и я — был любителем и собирателем китайских безделушек… Мы сошлись с ним чрезвычайно скоро и уже не разлучались. Он ехал тоже в Китай.
Если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что в его внешности есть что-то преступное или вообще сомнительное — я назвал бы того человека ослом.
Разве я не видел, какие чеки он выписывал, разве я не знал и не видел его в обществе германского консула в Кантоне, с которым он был в самых приятельских отношениях… Нет, вне всякого сомнения, он был во всех отношениях надежным и порядочным человеком и я не имел никаких оснований скрывать от него, что везу с собой довольно крупную сумму для расчетов за шелк.
— Можно ли быть таким неосторожным?.. Да еще на этом жульническом и шарлатанском Востоке!.. Нет, я имею только чеки. Тут они вас среди белого дня обдерут как липку, — сказал мне Перейра, когда мы, уже в Кантоне, как-то вечером возвращались в наш отель.
— Ну, знаете, — отозвался я, — человек, который захотел бы ободрать меня, должен быть выдающейся бестией. Я всегда ношу деньги при себе.
— А они, те, что крадут, дорогой мой, всегда и бывают «выдающимися бестиями», как вы говорите, — засмеялся Перейра. На этом разговор оборвался, так как мы как раз дошли до отеля.
Однажды, когда мы, после обеда, сидели на террасе, лениво перебрасываясь словами и дымя неплохими сигарами, Перейра сказал мне, глядя на островерхие пагоды за тамариндовыми рощами:
— Скажу вам откровенно, что я, хотя и интересуюсь произведениями китайского искусства и очень ценю их, но сама страна — осточертела мне так, что и сказать нельзя. И вообще, — путешествия с экскурсионной целью — кажутся мне величайшим идиотизмом!.. Действительно, ходишь как болван с Бэдекером в руках и смотришь на всякие камни… А спрашивается — для чего? Смысл, смысл где? Я никогда не понимал американцев, эту нацию прирожденных туристов… Измученные, утомленные, едва держась на ногах, они «в поте лица своего» проделывают свое путешествие, которое предназначено для развлечения и наслаждения, а в действительности, ей-же-ей, тяжелее всякой тяжелой работы… А эти грязные, вонючие китайские городки с опостылевшими, одинаковыми, как яйца, пагодами, грязью, пылью — вызывают у меня невралгию и расстройство желудка…
Я не согласился и спросил: если все это так, зачем же он путешествует?
— Во время этих путешествий попадаются иногда интересные вещицы… Вот, например, тут, в Кантоне, будет любопытный спектакль, который немного развлечет меня и встряхнет мои нервы. Это будет довольно редкое зрелище: несколько преступников будут казнены здесь, на площади Ха-Фу-И…
— И вы станете глядеть на такую гнусность, — содрогнулся я.
— Понятно! Это не так часто случается. А тут, в Китае, они большие мастера на всякие такие штуки… Вы, вероятно читали у Октава Мирбо — «Сад пыток»? Помните, какие там утонченные и поистине художественные мучения описываются?