Тайна старого дома (сборник)
Шрифт:
Грей целыми днями бродил по острову, везде находя себе работу. Он что-то носил, что-то разыскивал, перестраивал, чистил, украшал. Поддерживал сигнальный огонь, который они каждый вечер разводили на наивысшем пункте острова, надеясь, что проходящие мимо острова корабли заметят его.
В один день (шел уже четвертый месяц ихнего робинзоновского существования), когда Кинг, как обычно, лежал, фантазируя под пальмою, он увидел Грея, бежавшего к нему и громко кричащего:
— Корабль, корабль!
Кинг лениво пошевельнулся и меланхолично
— Мираж. Бред. Никаких кораблей быть не может…
— Есть корабль, есть!.. Он плывет к нам.
А через десять минут они, подпрыгивая и выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки, которые лишь отдаленно походили на человеческую речь, — обнимаясь и целуясь, стояли на прибрежной черте мокрого песка, на «ничьей территории» и следили, как к ихнему островку приближалась высланная с парохода шлюпка.
Когда на другой день, рассказав свою «Робинзонаду» капитану и всем любопытным пассажирам, они, вымытые в настоящей ванне, побритые и одетые в белые костюмы, предложенные им растроганными слушателями, сидели на палубе первого класса, потягивая «шабли» и посасывая сигары, Кинг, усмехаясь уголками губ, сказал:
— Ну, вот и конец. Как тебе нравится твой ученик?
Он полез в карман за кошельком, вынул выцветший, замазанный чек и, старательно и нежно расправляя его на столе пальцами, закончил:
— Теперь, я думаю, было бы как раз своевременно, если бы ты переписал твой чек на мое имя.
Грей, не отвечая ни слова, поднялся со своего места и пошел в каюту. Через минуту он возвратился, принесши с собой небольшой сверток, обернутый в грязную тряпку.
— Это мы сейчас посмотрим, — усмехаясь и себе, сказал он, высыпав на стол кучку пробковых пластинок.
— Вот, — торжественно продолжал он, — заработанные потом, кровью и неутомимой работой мои денежки. Я честно заработал их. Смотри, на каждой стоит твоя подпись. Здесь ровно 1 150 000 долларов… Так что ты должен возвратить мне мой чек и еще за тобой останется долг 150 000… пусть будет благословенна та минута, когда тебе пришло в голову начать эту игру. Как человек с добрым сердцем — я не стану требовать с тебя твоего долга в 150 000. Я знаю, что все равно ты не смог бы расплатиться со мною. Нет, Эдди, человечество таки разделяется на две категории и не может чугунная гиря плавать на поверхности, а резиновый мяч идти на дно. Все становится на свое место.
Кинг молчал, неподвижным взором глядя на море.
Человек, который испугался…
Одна война уже закончилась, а, другая еще не начиналась. Мир пребывал в состоянии того тревожного спокойствия, когда генералы, канцлеры и министры — пишут мемуары, бывшие герои в ореоле своей бывшей, постепенно тускнеющей славы становятся изобретателями способов и возможностей для того, чтобы не околеть с голоду, а матери растят и воспитывают будущих героев для будущей славы и общего удела всех героев.
Именно в такой
Перебрав множество тем, поговорив о восточной политике, об автомобильных гонках, о выставке картин и железнодорожных приключениях, сидящие, сами того не замечая, направили поток беседы в широкое, гладкое и спокойное русло вопроса личной смелости, являющегося сущим даром Небес… Ибо нет другого вопроса, на обсуждение которого можно употребить равно огромное количество слов с равно ничтожным результатом и пользой; ибо нет другого вопроса, вызывающего в подобных размерах оживленнейшее и бесплоднейшее суесловие.
Звенела посуда… Мелодично позвякивали кажущиеся розоватыми в коктейле кусочки льда о тонкие стеклянные стенки бокалов. Бесшумными белыми привидениями скользили между столиками элегантно затянутые в белые смокинги кельнеры… Во внутреннем зале играл оркестр и пел баритон:
«Монтевидео, Монтевидео!… Куда же скрылась малютка Клео?!»Мелодия была тягучая и надрывная. Женщины закатывали темнеющие в глубинах глаза и конвульсивно глотали насыщенный опиумом дым сигареток «Изида».
«Монтевидео, Монтевидео!… Какие сны нам снились с Клео!…»На свободной площадке прижимались друг к другу танцующие, истомленные взаимной близостью и проникающей до спинномозгового нерва мелодией. Бесшумные и бесстрастные, скользили кельнеры, красивые и доступные.
«Монтевидео, Монтевидео!…»«Шоколадный эклер для синьориты»… — «Два коктейля „Семь девушек“»… — «Тридцать пезо, синьор… благодарю, синьор»… — «Сода-виски для синьора».
Прекрасный город Буэнос-Айрес! «Прекрасный воздух» — в переводе на все языки… Воздух, который пахнет легкой, беззаботной и бездумной жизнью, девушками со стройными ногами и начесанными на лоб гладкими, блестящими волосами, звоном пезо, душистыми сигаретами и солеными просторами Атлантического океана.
Дышит Атлантика, спокойно и мощно, лиловая под лиловым закатным небом… Колеблются ладони-листья веерных пальм на Авенида Хенераль Сапиола и в парке 3-го февраля… Шуршит прибой и плещется о камни Хенераль Сапиола, шелестят переплетающиеся струи Рио де ла Плата и Атлантики…