Тайна старого колодца
Шрифт:
— А вот на помощь к соседям съездить Маркел Маркелович еле уговорил его, — вспомнив прошлую встречу со Столбовым, сказал Бирюков.
— Свадьбу человек затевает, подготовиться надо. У него, кроме больной матери, никого нет. Все хозяйство на нем держится. В таком разе любой заартачится.
Бирюкову стало неловко. Сколько раз он слышал и читал о находчивости и наблюдательности работников уголовного розыска, сколько раз говорили ему, что толково и вовремя поставленный вопрос часто решает судьбу раскрытия преступления!.. Антон приглядывался к Ведерникову, мучительно
Егора Кузьмича Стрельникова Бирюков решил не вызывать в контору, рассчитывая, что в домашней обстановке разговорчивый старик еще больше разоткровенничается.
Жил Стрельников в небольшой крепенькой избенке в самом конце села. Когда Антон, постучав, открыл дверь в избу, Егор Кузьмич помогал старухе — дородной, по комплекции раза в три солидней его — сматывать в клубок самодельную пряжу. Смутившись немужского занятия, он бросил пряжу на лавку и гостеприимно заулыбался, поглаживая при этом лысую макушку.
— Ты чой-то, старый, ощерился? — сурово спросила старуха. — Спутаешь моток, я ить и при чужом человеке веретеном по темечку огрею!
— Ну-ну! — запетушился Егор Кузьмич. — Человек пришел не иначе при исполнении обязанностей. Чем грубить, лучше оставь одних — служебный разговор, будет тебе известно, при посторонних не ведется.
— Выходит, я в своем доме посторонняя?
— Андреевна, ты очень даже часто неправильно меня понимаешь. Пришел товарищ офицер из милиции, пришел не сродственников проведовать, а, возможно быть, у нас состоится серьезный разговор, который полагается вести при закрытых дверях.
— Только бы и чесал язык, трепач старый, — проворчала старуха, но пряжу отложила. Глянула на Бирюкова: — Вы шибко ему не верьте. Смолоду трепачом был, а к старости совсем рехнулся.
— Андреевна!.. — вспылил Егор Кузьмич.
— Чего?
— Перестань конфузить!
Старуха сердито ухмыльнулась, не спеша подошла к русской печи, взяла пустое ведро и, выходя из избы, будто сама себе проговорила:
— Сурьезный разговор с ним, видишь ли…
— С норовом баба, — смущенно кашлянул Стрельников.
И захлопотал возле Антона, приглашая сесть на узенькую лавку у стола. Антон повесил на вбитый в дверной косяк гвоздь фуражку.
— Я ведь, Егор Кузьмич, пришел насчет колодца. Кроме уже рассказанного, ничего не припомнили?
— Слышь-ка, а?.. — Стрельников пораженно развел руками. — Даже имя-отчество мое помнишь! Что ни говори, а городской житель отличается от деревенского. Деревенский, он ить без прозвищев не может. И худому человеку прозвище даст, и хорошему. До чего Маркел Маркелыч — душевный председатель, а и его прозвали Головой. Голова — прозвище, ясно дело, неплохое, однако все ж таки прозвище.
Бирюков не перебивал старика, и тот говорил взахлеб. Только через несколько минут он вдруг осекся и смущенно сказал:
— Стало быть, антересует колодец. Дак, пожалуй, нового ничего добавить не могу. Прошлый раз, слышь-ка, всю правду-матку изложил, — Егор Кузьмич на секунду замялся, кашлянул. — Сбрехнул самую малую толику — по части ермаковских воинов. А почему сбрехнул?
— Меня интересует, кто мог оказаться в колодце? — вставил Антон.
— Дак мне ж самому эта история спокоя не дает! — воскликнул Егор Кузьмич. — Страсть любопытно, какого бедолагу туда занесло. Никто ж у нас в округе не потерялся, Андреевна моя не даст соврать.
— До пенсии в колхозе работали? — стараясь перевести разговор ближе к делу, спросил Антон.
— Нет, слышь-ка, не в колхозе, — с гордостью ответил старик. — Трудился я два десятка годов в министерстве связи. По-деревенски говоря, письмоносцем был.
— Все новости знали?
— А то как же! Любая корреспонденция, — он с трудом выговорил это слово, — в Ярское через меня доставлялась. И хорошие сообщения, и плохие.
Упоминание о прежней работе вызвало у Стрельникова грусть, и он опять отклонился от интересующей Бирюкова темы.
— Бывало, принесешь весточку неграмотному, тот с просьбой: «Прочитай, Кузьмич». Сообщение хорошее — порадуешься, плохое — вместе покручинишься. Девчата, бывало, тоже встречали: «Мне письма нет, Кузьмич?». Передашь весточку от жениха, плясать перед тобой готовы. Нужный обществу я человек был, за то и Кузьмичем величали. Теперь же, кроме как Слышкой, никто не зовет.
— Не помните, в тот год, когда колодец закрыли, гости в Ярское ни к кому не обещались? — ухватившись за неожиданную мысль, спросил Антон.
В избу вошла старуха, загремела у печки ведром. Она услышала вопрос и опередила гладившего в раздумье лысину Кузьмича:
— В Ярском гостей из всех волостей. Летом у нас благодать, из разных городов сродственники на отдых съезжаются.
— А такого не было, чтобы пообещал кто приехать и не приехал?
— К нам все приезжают. До райцентра — поездом, а оттуда в Ярское на машинах. Правда, автобусы к нам не ездят, зато грузовиков и легковушек попутных много… Чего к нам не приехать-то?..
— Ну, да! Вон к Агриппине Резкиной внук Юрка сколь годов обещался приехать, — ехидно ввинтил Егор Кузьмич. — И до сей поры едет.
— Эко, че, старый, вспомнил! Внук — отрезанный ломоть. Чего ему у старухи делать?
Узнав, что Резкина живет неподалеку от Стрельниковых, Бирюков собрался идти к ней, но Егор Кузьмич запротестовал. Ободренный разговорчивостью и, видимо, хорошим настроением своей старухи, он заметно осмелел:
— Стол бы, Андреевна, накрыла, что ли. Гостю, по сибирскому обычаю, перекусить полагается.