Тайна святых
Шрифт:
* Об этом свете принято говорить: сияние святости.
И вот между “свидетельством Нестора о святых, первых черноризцах Печерских, из коих жития некоторых он описал в первой части” (так называется эта глава Патерика), и между “посланием Отца нашего Поликарпа к блаженному Акиндину, арх. Печерскому о святых Печерских” (так называется глава, заканчивающая писание Поликарпа) наблюдается чрезвычайная разница в духе писания. Нестор говорит только о любви (о чудесах он говорит мало), — любовь он ставит в основание жизни печерской; Поликарп же ни слова не говорит о любви, его поражают только чудеса — величие дел, как он выражается, и аскетические подвиги. Для Нестора воспоминание умилительно (его выражение), для Поликарпа все это страшно: “я беседовал с тобою об этом с великим страхом и смущением”, ибо чудеса и большой аскетизм без памяти о любви возбуждают страх. Вот почему встречаются противоречия внутреннего характера во второй части при сравнении ее с первой.
А теперь скажем о том чудесном воздействии, которое имела Печерская обитель на Киев и всю землю русскую. Вот что читаем в похвальном слове св. Феодосию: “Радуйся просвещение Российской земли, просиявшее, как десница с востока, и просветившее нас всех светом добрых дел”. Но почему говорится в единственном числе, только о Феодосии, а не о всей святой общине? Потому что св. Феодосия можно почитать трубой златокованой печерского неба. Это небо, исполненное видимых, мало видимых и вовсе невидимых звезд, дышало, жило любовью Христовой. Феодосия же Бог избрал быть Его сиянием, всем доступным.
Свет (духовный), виденный по соизволению Божию многими над Печерской обителью, всегда сочетали с именем Феодосия. Так, однажды игумен одного монастыря увидел чудесный свет над монастырем св. Феодосия. Изумляясь такому чуду, читаем в летописи, он прославил Бога и сказал: “о сколь велика благостыня Твоя, Господи! Ты показал такого светильника в этом святом месте”. Также и многие другие видели не однажды этот чудесный свет и рассказывали всем, даже боярам и князю. Однако и многие из братьев печерских творили дивные дела, но как бы в тайне, никто не показывался за воротами монастыря. Как сказал однажды безмездный врач Агапит, когда смертельно больной Владимир Мономах прислал за ним: “коли для него выйду, и для всех буду выходить, — прошу прощения, не пойду”. Только по настоянию игумена послал он князю целительное зелье.
Феодосий же появлялся всюду: и у князей, и среди бедняков, и даже ходил в еврейскую слободу: “спорить с жидами о вере”, как заметил позднейший, лишенный любви, переписчик, — но, конечно, чтобы и там целить души, ибо святые не занимаются
бесплодными спорами; если Феодосий идет, то на жатву Христову.
Небольшое сообщение Нестора открывает характер деятельности Феодосия в Киеве. Его встретила на постройке церкви, где Феодосий обыкновенно трудился, как всякий инок, бедная женщина и стала просить освободить ее от неправильного решения судьи. “Ты многих избавляешь от печали и напасти, говорила она, спаси и меня”. Феодосий тотчас отправился к судье и, обличив его, освободил женщину.
Этот поступок монаха является тем родом действий, с которым, почти с самого начала византийского царства, боролись императоры. Ибо монахи первого христианского периода в империи постоянно вмешивались в судейские и административные дела (разумеется, чтобы спасать преступников от жестоких казней) и, таким образом, мешали спокойному отправлению судебно-административной практики. Ко времени принятия христианства Русью императоры давно уже победили, и разного наименования церковнослужители давно уже подчинились в Византии ее безжалостному духу, сами прониклись им. Явившись в Россию, они старались привить его русским князьям и народу.
И вот Киево-Печерская обитель, рожденная милостью Божией, теперь восстала духовно, чтобы противопоставить безжалостности — любовь. Если припомним число епископов, приведенное св. Симоном — 50 в течение 80 лет, — епископов, вышедших из
Печерского монастыря и всюду сеющих его дух, если приведем еще одну цитату из летописи того времени: был этот епископ грек, и потому лукав, — то поймем, на чьей стороне были симпатии Русской земли.
Женщина сказала Феодосию: “ты многих избавляешь”. Если сопоставим с этим: “многих избавляешь” — доброту Феодосиеву: он плакал при виде связанных на монастырском поле воров; сопоставим с этим: “многих избавляешь” — необычайное уважение к Феодосию всех высших сановников Киева: это мы знаем из истории с повозкой, на которой возвращался Феодосий от князя Изяслава, когда все бояре, встречавшиеся с ним, сходили со своих коней, чтобы поклониться игумену (княжеская честь); вспомним слова Нестора летописца, что князь Изяслав так любил Феодосия, что во всем слушался его; и что Феодосий беспрепятственно входил во все судилища, чтобы обличать судей (вернее, призывать к милости), — мы можем представить себе картину административно-судебной деятельности киевского княжества, постоянно смягчаемой и исправляемой неудержимо добрым игуменом
“Многие тогда, сказано в летописи, приходили к преп. Феодосию, исповедовали перед ним грехи и получали великую духовную помощь. Особенно же любил Феодосия князь Изяслав, наследовавший Киевский престол после отца своего Ярослава” (1054 г.)
Отношения князя и игумена мокну назвать трогательными. Изяслав как бы не мог жить без Феодосия, он все время то звал его к себе, то приходил сам, причем никогда, Хотя это и не соответствовало княжескому этикету, не въезжал в монастырь на коне, а всегда пешком без свиты. Рассказан один случай, когда привратник обители не хотел впустить князя, вследствие запрещения игумена отворять ворота до вечерни. Только по особому настоянию князя он, не отворяя ворот, пошел доложить игумену. “Как велико твое запрещение, — воскликнул князь, увидя подходившего Феодосия, — даже князя велено не пускать”. — “Братии нужно отдохнуть после ночного славословия кротко сказал Феодосий, — но мы рады твоему приходу — твое непрестанное усердие много полезно для твоей души”. И они пошли в церковь, а потом к Феодосию. После этого, сказано в летописи, князь еще больше полюбил Феодосия. Даже скудную еду монастырскую Изяслав находил гораздо вкуснее многих многоценных блюд, о чем с удивлением говорил Феодосию. — Это оттого, ответил Феодосий, что наша пища готовится с благословением и между приготовляющими ее всегда любовь и согласие, а твои слуги, вероятно, часто бранятся и старшие обижают и бьют младших.
Не менее, чем Изяслав, был любовно расположен к святому Феодосию его брат, второй сын Ярослава I — Святослав, занимавший киевский престол по изгнании Изяслава* до своей, смерти (1072–1076). Хотя Феодосий, гневный на Святослава за изгнание Изяслава, очень обличал, можно сказать, срамил его перед боярами и народом, так что Святослав по временам впадал в ярость от этих обличений, однако он ничего не сделал Феодосию, ибо он почитал его праведником и еще прежде завидовал Изяславу, что тот имеет в своей области такого светильника**. Но вот стоило только Феодосию смягчиться через некоторое время, как Святослав, сказано у Нестора, очень обрадовался и послал к преподобному спросить, позволит ли он прийти в монастырь или нет (княжествующий в Киеве спрашивает позволения — похоже ли это на времена царей московских). Когда Феодосий благословил, Святослав пришел со множеством бояр и, поцеловав Феодосия, вышедшего ему навстречу с братией, сказал: “вот, отче, я не дерзнул прийти к тебе, думая, что, гневаясь на меня, не пустишь в свой монастырь”. Преподобный отвечал: “что значит гнев наш против тебя, державный князь? Но нам подобает обличать и говорить во спасение души, а вам должно слушаться”. С этого времени Феодосий постоянно стал приходить к князю. и всякий раз, когда извещали князя о прибытии старца, он выходил навстречу и с великой радостью вводил его в свой дом. и тотчас во дворце прекращалась музыка и танцы, если они в это время происходили. Радуясь однажды прибытию Феодосия, Святослав сказал: “Отче, поистине говорю тебе, я не так бы радовался воскресению отца моего, как радуюсь ныне твоему приходу”. Святослав был удостоен Господом узнать о кончине Феодосия. Он увидел огненный столп над монастырем от земли до неба в час отхода к Господу свидетеля верного.
* Изяслав дважды был изгоняем из Киева — объяснение этого помещено у нас в следующей главе.
** Следует заметить, что этот Святослав, когда узнал, что Изяслав очень негодует на св. Антония, прислал за Антонием тайно ночью и взял его в свой город Чернигов.
Вот что изумляет, несмотря на такое необычайное преклонение и любовь Святослава к Феодосию, святой не мог убедить князя возвратить престол брату Изяславу. Ни мольбы Феодосия, ни его гнев, ничто не действовало на Святослава. и опять приходит на ум, не было ли здесь тайного промысла Божия, — ибо при великой запутанности дел и людских отношений на земле многое, кажущееся странным, даже невозможным, происходит по соизволению Божию. Так и здесь, быть может, Святославу необходимо было при конце жизни общение со святым Феодосием, именно в том месте и обстановке, как оно случилось при занятии им Киевского престола. А Изяславу на время принять крест и отдохнуть от княжеского величия*.
* Подробнее об этом в следующей главе.
Следует обратить внимание на отношение святого к князю как к Властелину. Велика ответственность христианского правителя за свое правление. Поэтому каждый по-христиански разумный князь или царь всегда жаждет найти себе добрых советников и прежде всего святых, то есть людей, руководимых Духом Святым, которые во всяком деле могут направить на путь истинный (царское миропомазание при хорошем устремлении самого человека помогает развиться хорошим качествам, но не делает святым, то есть всегда руководимым Духом Святым). Впрочем, христианский правитель волен и не искать святых советников, а поверить в свое самодержавство (к несчастью, конечно, и для самого себя и для народа). Высшее нечестие проявится в том, что святого, пришедшего обличить князя в неправде, выгонят вон или даже посадят в заключение.